Вспоминается мне Австрия семидесятых годов. Подледная рыбалка на востоке страны начиналась тогда в декабре (иногда в январе) и продолжалась до первых чисел марта. Перволедья как такового не было, как не было и глухозимья. Клевало одинаково хорошо в течение всех двух-двух с половиной месяцев ледостава, с поправкой, конечно, на капризы погоды (скачки давления и т.п.). Ловить со льда разрешалось далеко не везде, и ловили немногочисленные энтузиасты. «Правильных» зимних снастей было мало, сплошь и рядом встречалась импровизация. На щуку вместо жерлиц ставили летние поплавочные удочки с катушкой. Днем мороз был редкостью, и поплавок такой удочки в лунке не замерзал.
Русская мормышка была известна довольно широко (больше в теории), хотя пик популярности ее к середине 70-х годов уже остался позади. О русской ловле на мормышку больше говорили и писали в конце 60-х — начале 70-х годов. В каталоге DAM в конце 60-х еще присутствовал «мормышечный набор», в 1970 его уже не было.
То же относится к шведской и финской зимней рыбалке; показательно, что в 70-е зимний ассортимент (ледобуры, удочки-пимпели, зимние блесны) занимает в каждом последующем немецкоязычном каталоге легендарной фирмы ABU все меньше и меньше места.
Мормышки в ходу были крупные, в самый раз для неизбалованной рыбы. О мотыле никто даже не слышал, на крючок насаживали навозного червя или его кусочек, реже — опарыша. На червя ловилось лучше, чем на опарыша.
Мой друг Норберт Айпельтауэр, чьи фотографии тех лет я использовал для иллюстрации этих заметок, сам изготовлял небольшими партиями мормышки (по образцу крупных русских) и продавал под своей маркой набор, состоявший из сторожка и трех таких мормышек.
Длинные летние удочки нередко применялись и для ловли нехищной рыбы, а также окуня, с поплавком или кивком. Норберт зимой мормышил «правильной снастью», а летом ловил на мормышку с лодки в отвес нахлыстовым удилищем с нахлыстовой же катушкой, только вместо шнура у него была намотана леска, а на конце удилища стоял кивок.
Его знакомые, не имевшие коротких зимних удочек, иногда следовали зимой его «летнему примеру».
При всем их неудобстве, длинные удилища, впрочем, имели одно немаловажное преимущество перед коротышками. Лед почти всегда был тонкий, не более 10 см, а глубина нередко — совсем маленькая. Находясь в нескольких метрах от лунки, «длинноудочник» не так пугал рыбу, как его коллега с «пимпелем», сидящий прямо над лункой.
Что мне нравилось в ту пору в Австрии и чего не было в тогдашней России (как нет и в нынешней!), так это огромный ассортимент добротных деревянных санок. Небольшие, но довольно высокие санки служили одновременно и удобным сиденьем (отпадала необходимость ящика или стульчика), и средством перевозки снаряжения.
Несчастные случаи если и были, то единичные; я не слышал ни об одном. И рыболовов на лед выходило очень мало, и непривычность рыбалки побуждала их действовать осмотрительнее. Зато помню много историй, когда проваливались на мели, по колено или по пояс, при выходе на лед или, наоборот, на берег.
Приход морозов и образование толстого льда, который держался дольше обычного, часто приводили к зимним заморам на мелких старицах. Количество погибшей рыбы всякий раз поражало, до замора никто и не подозревал, что в какой-то там «луже» водится такая крупная рыба и в таком количестве.
Автор: Дмитрий Баличев