Вечернее небо сверкало, искрилось россыпью звезд, покачивая только что народившийся, повисший над горизонтом месяц-гамак.
— Смотри, ведро вешай — не сорвется, — обращаю я внимание своего давнего друга Сергея. — Добрая примета, к хорошей погоде.
— Тихий день с легким морозцем, за это обе руки поднимаю.
В таком радужном настроении мы и расстались, договорившись выйти до рассвета. А утром, вопреки приметам, хлесткий восточный ветер со снегопадом встал преградой на нашем пути.
— И что же нам делать при такой погоде? Со льда дует, и рыбу при востоке самой сладкой приманкой не расшевелишь.
— А что мы теряем? — противится моему пессимизму Сергей. — Не будет клева, так разомнемся, кровь разгоним. Пробежаться на лыжах только на пользу.
— Действительно, — соглашаюсь я, — в первый раз, что ли.
И мы отправляемся.
Попугав нас поутру, снегопад вскоре стихает, а вот ветер набирает силу, рвет из рук все, что может, путает леску. Поземка заметает наши рюкзаки, лыжи, пойманную рыбу, засыпает снежной пылью руки, заставляя их нестерпимо мерзнуть. Рыба же, к нашему удивлению, радует частыми поклевками. Попадается хороший голец, иногда кумжа, а порой и хариус. От добра добра не ищут, как говорится, и мы, согреваясь то пробежками, то разминкой на месте, продолжаем ловить и бороться с пронизывающим ветром. Но всякому терпению есть предел.
— Нет, Сережа, — наконец не выдерживаю я, — пора в затишье, на берег, камбалушку — на таган, и основательно согреться чаем.
Вскоре уже весело пылает костер, потрескивая сухим тальником. Благо, в тальниковых зарослях найти сухие дрова труда не составляет. Такой лес растет быстро, и мелкие ветви, отмирая, высыхают прямо на растущих деревьях.
Бутерброды с салом, чай да костер быстро согрели нас. Буйный ветер шумит где-то над нами, а внизу тепло и уютно, и нам, разомлевшим, совсем не хочется на открытый лед.
— Послушай, Сережа, а не перекочевать ли нам на яму?
— Это на какую еще?
— А вспомни — где мы как-то на хариуса попали.
— Может случиться, что там сейчас пусто.
— Так уж половили, душу отвели. Зато там сейчас такая благодать при этом-то ветре.
— Берегом пойдем?
— Вряд ли получится, не продеремся сквозь заросли. Лучше вернуться своим следом, а потом пересечь остров. Там я проходил, дорога знакома.
— Согласен. Знакомая дорога всегда короче.
Переход на новое место занял не более получаса, и оно порадовало нас: ни ветра, ни поземки. Отдыхай, блаженствуй! Просто райское местечко. Вот бы еще и рыба ловилась!
Как и в прошлый раз, я сразу снаряжаю другую снасть. В яме, образованной двумя сбежавшимися протоками, течение небольшое, и здесь хорошо работает блесна «Лена».
— А почему ты решил блеснить? — интересуется напарник.
— Тут хариус должен стоять, он блесну любит, а «Лена» — так это просто его страсть. Проверено!
— Ты будто уже под лед заглянул, так уверенно настроен.
— Иногда было повторяется.
— Ну, что ж, пробуй.
Первая поклевка происходит сразу, хариус будто ожидал мою блесну.
— Вот он, красавчик, смотри, каков! На полкило точно потянет.
Оснащает свою удочку блесной и Сергей.
— А у меня только желтая, и размером побольше.
— Ничем помочь не могу, в запасе нет.
— Жаль!
— А что жалеть, проверим, какая привлекательнее.
Азартный, радующий нас клев хариуса длится минут двадцать. Что там творится подо льдом? Так и хочется заглянуть, подсмотреть, как и в какой момент хватает рыба блесну, но глубина метров в пять-шесть и течение не позволяют сделать этого. А тут случается еще и совсем неожиданное. У меня — поклевка, да какая! Едва удерживаю в руках удочку. Вот уж где оказывается кстати моя прочная, может быть толстоватая для гольца и хариуса, леска. Рыба рвется, кидается из стороны в сторону, как молодая собачонка, только что посаженная на цепь, с той лишь разницей, что не слышно визга.
Это явно не хариус. Мы теряемся в догадках. Кижуч? Крупная кумжа? Микижа? Сомнения разрешаются минут через десять, когда в лунке показывается серебристо-белое брюхо крупной микижи. Крючок прочно сидит под средним плавником, ставя ее поперек лунки. Наши попытки заставить как-то развернуться эту раздобревшую на хорошей еде рыбку ни к чему не приводят.
— Что же это за наказание? — не выдерживает Сергей, порываясь раздеться и взять ее рукой.
— А с чего это должен делать ты? — стараюсь притушить его пыл.
— Но не отрывать же удочку, — не унимается он.
Наконец, я раздеваюсь до майки, бросаю на лед куртку и ныряю по самое плечо. Однако пальцы моей руки, как я ни стараюсь, едва касаются микижи, и с первого захода ничего не получается. Приходится приспособить рогульку, как крючком прижать ею рыбу ко льду, и только тогда ее хвост оказывается в моей руке.
Водная процедура не проходит даром. Моя рука горит, будто натертая перцем.
— А из тебя знатный хирург бы вышел, шутит Сергей, вспоминая, как я вырезал крючок из живой микижи.
— Пожалуй, — соглашаюсь я. — Даже ведь не дрыгнулась, видно — ни один нерв не задел.
— Вот только всю рыбалку нам испортила.
— Да не всю, все-таки половили, и неплохо. Меня вот что удивляет: как это она подсеклась так? Бросок хищницы обычно прицельный, рассчитанный. А тут вдруг оплошала, промахнулась.
— В этом ты прав, ошибается она редко.
— Вот смеху будет, если эта меченая микижа попадет нам опять. Ей бы меточку на плавничок, чтобы без лишних процедур сразу приветствовать: здравствуй, подруга, мы уже знакомы.
Настроенные на шутливую волну, мы не замечаем, что стих ветер и небо очистилось от черных лоскутов туч, открыв солнце, уже успевшее скатиться к горизонту и обещающее нам яркий закат.
Автор: Виктор Евдокимов
Фото А.Терещенко
Этот рассказ Виктора Евдокимова был опубликован в интернет-газете Daily Fishing. Воспроизводится по материалам редакционного архива.