Сентябрьский день, тихий и солнечный, плывет над празднично раскрашенными отрогами хребта Академика Обручева, над дальними его снежниками, кажущимися розовыми в бездонной голубизне неба, над плещущими в борта нашей надувной лодки стремительными волнами Малого Енисея (Ка-Хема). Легкую лодку швыряет на водяных мускулах, шипящие водовороты бросают нам в лицо холодную пену, а мы быстро мчимся мимо торчащиx из подмытых берегов острых коряг, лесин с обломанными водой ветвями, мимо розовато-бурых гранитных и диабазовых глыб.
Мы с приятелем моим Валерой, коллегой по работе в редакции «Тувинской правды», направляемся к хорошо известному мне острову, с которого ловятся чудесные, крупные «енисейские форели» — ленки. Валере никогда еще не приходилось сплавляться в резиновой лодке по бурной реке, и он чувствует себя неважно — побледнел, судорожно вцепился руками в страховочные шнуры по бортам и замер в напряженной позе. В глазах его тоска и страх. Я думаю, он уже и не рад, что ввязался в такую авантюру, но вида не подает, и когда вода хлещет в лицо, даже криво улыбается. Он понимает, что уж коли сам напросился со мной на рыбалку, так надо держаться и терпеть. И терпит. Но когда мы, наконец, с ходу шумно заезжаем на золотую песчаную косу позади одного из островов, он едва вылезает из лодки и садится прямо в песок — ноги не держат.
— Ну, дружище, прибыли, — улыбаюсь я. — Поднимайся, забирай рюкзаки, весла, топор и тащи все вон под те кусты. А я лодку принесу. А то солнышко ее нагреет, и борта лопнуть могут. Сам видишь — отсюда без лодки не выбраться. Протоку вплавь не одолеешь.
Валера поднимается и впервые за недлинный наш путь по реке разжимает губы:
— Н-н-ну ты даешь… Экая бурная река. С берега она совсем не такая кажется. А ты чего, водным слаломом, что ли, занимаешься?
— Нет, Валера, — улыбаюсь я приятелю. — Просто к разным рекам и лодкам я с детских лет привык. Весла уже как продолжение рук ощущаешь. Но давай-ка мы с тобой оснащением донок займемся. Здесь только ими да разве что еще спиннингом с тяжелой блесной или джигом можно ловить. Течение, сам видишь, какое.
Спрятавшись в тени начинающих терять листву густых тальниковых кустов, мы принялись за оснащение донок. Впрочем, ка-хемские донки — снасть довольно примитивная. Прочная леска диаметром 0,40–0,50 мм, 25–30 м длиной, на конце ее вертлюжок с застежкой, к которой присоединено тяжелое грузило, отлитое в большой столовой ложке. Вертлюжок тут необходим, без него грузило сразу закрутит леску.
В 15–20 см выше грузила к основной леске через вертлюжок прикрепляется первый поводок, толщиной 0,25–0,30 мм, оснащенный крючком 7–10 мм в изгибе, лучше кованым, хорошей закалки. Длина поводка от 30 до 50 см. Более длинные поводки нецелесообразны — их быстро закручивает водой.
В 50–70 см от первого поводка крепится второй, тоже через вертлюжок, а еще выше, на таком же расстоянии, третий. Вот и готова донка. А удилищем служит гибкий и прочный тальниковый прут длиной 1,5–2 м.
Наживка на донках — черви-подлистники. Насаживают их по 3–4 штуки на крючок. Можно использовать и мелких, пестреньких «подкаменных» рыбок или черных личинок «перколомин», но и те и другие на крючках держатся плохо, да и добывать их труднее.
Мы быстро оборудовали четыре донки, по две на брата, и расставили их вдоль длинной песчаной косы, с обеих сторон которой оказалась значительная глубина и быстрое течение.
— Ну а теперь, наверное, пора нам с тобой и чайку вскипятить, да и позавтракать время подошло, — говорю приятелю. Но при этом оглядываюсь случайно на косу и вижу, что прут его донки резко согнулся, потом распрямился, а леска задергалась, разрезая воду.
— Эй, Валера! — кричу приятелю, ушедшему собирать сушняк для костра. — Бросай все и беги к удочке. А то рыба может поводок оборвать!
Он шумно выскочил из тальника и поспешил к донке.
— Чего с ней делать-то?! — кричит.
— Подсекай за леску и тяни к себе. Да не так, не так резко! Спокойнее. Не дергай больше, а тяни и тяни…
К счастью, все обошлось благополучно. Запутавшись в леске, Валера с торжеством вытащил на песок отличного, килограмма на полтора, серебристо-розового ленка в темных пятнышках по бокам и спине.
— Да, мой дорогой, — говорю. — Тебе повезло! Это самая настоящая енисейская форель, которую ленком называют. Но посмотри-ка, чего ты с донкой сделал. Все ведь перепутал!
— Ну, дел-то! — отмахнулся он. — Распутаю. Только я сейчас рыбу в рюкзак упрячу и в холодок уберу. Возле Кызыла при мне никто такую не лавливал. Там все ельцы, да широколобки, да харьюзишки маленькие!
— Ну, смотри, — говорю, — но на рыбалке ведь нянек нет. Не хочешь эту распутывать — лови на одну. А у меня свои дела.
Гляжу, а на одной из моих донок леска подозрительно провисла и чуть подергивается. Ясное дело — какая-то хорошая рыба червяков моих на крючке смакует. Но удилище пока не дергает. Однако пока к донке подходил, прутик согнулся и леска пошла против течения. Я скорее подсек и чувствую — рыба попалась крупная. Но странно как-то тянет: не дергает, в глубину не стремится, а идет себе вдоль берега вверх по реке. Не рывками, а спокойно и сильно. Вот тут-то я и поблагодарил в душе Валеру за то, что он снасть не распутал. Рыба-то моя как раз к тому месту тянет, где его донка стояла!
Валера смотрит, а я будто «саночки» вверх по течению веду — иду вслед за натянутой леской вдоль песчаной косы. Наконец рыба моя, вроде бы, в глубину потянула, но отчего-то вскоре сдала. И когда я стал потихоньку ее к бережку подтягивать, послушалась. Туго, но пошла. Вскоре я ее увидел. Правда, не всю, а плесо ее — хвост алый в прозрачной глубине сверкнул. Вот ты кто! Таймешонок! И порядочный. А почему смирный такой да податливый?
На галечной отмели он шумно заплескался, меня всего брызгами обдал, но уйти ему не удалось. Упал я на рыбу, ко дну прижал, пальцы под жабры просунул и на берег вытащил. Хорош таймешонок, килограммов эдак на шесть с лишечком. Толстый, красивый, зубастый. Широким алым хвостом по песку шлепает, пятнистое брусковатое тело будто из серебра вылито. Стал его с крючка снимать, тут и понял, почему такая сильная рыба поводок не оборвала. Оказалось, что таймешонок на два крючка попался: один в язык ему впился, а второй прямо в основание правого грудного плавника. Вот и вышло, что рыба как в узде очутилась.
Валера возле меня какой-то дикий танец исполняет.
— Ай да рыбина! Вот это да! Да здоровенная-то какая! Я так думал, что она у тебя ушла, когда ты на нее упал…
В голосе его и восторг, и зависть.
Признаться, я и сам не ожидал поймать здесь таймешонка. Ведь раньше в этом месте мне попадались ленки и хариусы.
Завернул я свой трофей в куртку, разрыл под лодкой холодный песок и уложил его туда, чтобы не испортился на жаре. Валериного ленка рядом положил. Хорошая рыба, жалко портить. Приятель мой поспешил донку свою распутывать. Но в спешке-то еще больше запутал. Чуть не на коленях просит:
— Помоги, Вадим Василич! Крючок все запутал, никак не отцеплю! Чего делать?
— Экий ты чудак, Валера! Во время клева минуту береги! Срезай поводок да новый привязывай. А то пока с ним путаться будешь — рыба отойдет!
Привязал он новый поводок, да когда второпях забрасывать донку начал, два крючка себе всадил прочно. Пришлось мне ему помогать. Спрашиваю:
— Может, тебе спиннингом ловить привычнее, чем донкой?
— Да ну его! — говорит. — Тут вон какие рыбины ловятся. А на блесну будут ли? Нет, не хочу, на донку тут надежнее как-то.
— Ладно. Давай-ка уж я тебе, дружище, хорошенько заброшу. Мне привычнее.
И вот ведь как бывает! Едва грузило его донки дна коснулось, какая-то рыба червей схватила. Леса задергалась, прут согнулся.
— Подсекай, — кричу, — скорее! Видишь, какой ты сегодня везучий!
Валера подбежал к донке, подсек и с очумело-радостным видом напролом поволок какую-то изрядную рыбу. Плещется она, леска еле держит, а он знай себе тащит! И тут на мелководье алый хвостовой плавник по воде хлестнул.
— Аккуратнее, Валера! — кричу ему. — И у тебя таймешонок попался. Зайди в воду и хватай его. На одном поводке-то не тяни, оборвешь!
Вытащил Валера своего таймешонка, заплясал вокруг:
— Ай да Пушкин! Ай да молодец!
Это он Пушкина вспомнил, как тот будто бы плясал, когда свой роман «Евгений Онегин» закончил. Валера пальцы в кровь ободрал, вытаскивая крючок, но боли не чувствует.
Что тут скажешь? Новичкам везет. Такое нередко случается. В восторге своем он снова леску перепутал, но ничего не замечает.
— Это у меня опять форель попалась? — спрашивает. — Ишь, здоровая какая! Немножко поменьше твоей!
Если говорить правду, то «немножко» — это в два с лишним раза меньше. Но пусть радуется. Не каждому новичку так везет.
— Нет, Валера, — говорю. — Не форель это, а скорее — лосось. Тайменем называется.
— Вот это рыбалка! — восхищается он. — У нас в городе, откуда я приехал, про такую рыбу, наверное, и не слыхивали. Но река уж больно быстрая. Я, признаться, думал, что потонем мы тут…
— Ну зачем же нам с тобой тонуть? Я тут, пока собкором работал, по выходным дням все острова объездил. В верховья Ка-Хема сколько раз вместе с сыном ездил, а там река и вовсе бешеная. Но давай, дружище, не будем отвлекаться на разговоры. Распутывай донку да забрасывай. А то мне чего-то не очень нравится вон та тусклая дымка, что вершины гор закутала. Не было бы «черной бури». Худо, если она нас на островах захватит.
Однако клев как отрезало. Червей на крючках объедали ельцы, заглатывали широколобки (енисейские бычки), а поклевок крупной рыбы больше не было. К тому же и небо на западе, в стороне Кызыла, стало темнеть, приобретая бурую окраску. Понятно — оттуда идет «черная буря», или, как ее издевательски называют, «тувинский дождь».
— Давай-ка срочно сматывать удочки! — говорю. — Собирай все. Тащи к берегу. Буря идет. Нам надо пару дурных проток пройти, а уж там к устью Мергена подплывем. Оттуда до райцентра и до гостиницы нашей рукой подать — километра три. Может, и успеем…
Вновь помчала нас река мимо коряг, камней, заломов с хлещущими по воде обломанными ветвями лиственниц и тополей. На этот раз Валера держался хотя и напряженно, но уже увереннее, прижимая к себе одной рукой замотанную в куртку рыбу.
Мы успели проскочить опасные протоки и удачно причалить в устье реки Мерген. Разложили по рюкзакам все наши припасы, лодку, рыбу и пешком пошли в райцентр, где снимали номер в гостинице. «Черная буря» догнала нас уже на улице поселка. Завыл ветер, понес по дороге всякий мусор, гальку, растрепанных кур. Затрещали заборы, полетели сорванные листы шифера. Но нам это было уже не страшно. Мы добрались до гостиницы, выпотрошили и хорошо посолили рыбу. А на другой день утром вернулись в Кызыл.
Автор: В.Назаров
Фото А.Васильева
Этот рассказ был опубликован в номере 4/2008 «Рыболовного журнала». Воспроизводится по материалам редакционного архива.