То памятное лето выдалось в Калевальском крае на редкость сырым и холодным, словно в оправдание невеселой шутки северных карелов о том, что июнь здесь еще не лето, а август — уже не лето… Я возвращался из Костамукши в Калевалу на попутке из ГОКа — строившегося тогда Костамукшского горно-обогатительного комбината.
Водитель ЗИЛа, в кузове которого громыхали пустые бочки, невыспавшийся и усталый, клял дорогу, погоду и механика, погнавшего его в этот внеочередной рейс за горючкой. На залитых жидкой грязью выбоинах нас так швыряло, что мы с шофером то и дело сталкивались плечами и ругались дуэтом. Впрочем, это не помешало нам познакомиться и даже почувствовать себя товарищами, как обычно бывает в дороге. Говорили о тайге, о стройке, курили, выгоняя струйками табачного дыма проникших в кабину комаров и мошку, говорили и о рыбалке на бесчисленных озерах и речках района. За разговором время тянулось не так медленно, и до Калевалы уже оставалось чуть больше трети пути, когда у моста через маленькую речку со странным названием Кис-Кис мы налетели на облепленное грязью здоровенное бревно, так называемый хлыст.
От серьезной аварии нас спасло то, что хлыст, оброненный с какого-то лесовоза, лежал на дороге наискось и удар получился не такой сильный. Однако шофер разбил лицо, а я крепко стукнулся обо что-то бедром и набил большую шишку на лбу. Водитель первый вылез из кабины, обошел машину, попинал сапогом бревно и позвал на помощь меня.
— Эй, вылезай, друг. Тут одному не справиться. Да прихвати ломик, он там за спинкой сиденья лежит. Повезло нам с тобой — передок не вышибли. А то бы загорать в кабине до завтрашнего утра, а может и дольше.
Совместными усилиями, перемазавшись в грязи, мы спихнули тяжеленное бревно с дороги и сели покурить на подножку машины.
— Ох уж эта Кис-Кис, будь она неладна! — ругался шофер. — Который раз еду по этой дороге и всегда у речонки какая-нибудь пакость да приключится! Веришь, в прошлый раз на скобу, из плахи торчащую, наехал… Эх, и повозился тогда с колесом! Ехал-то один, а колесики у ЗИЛа тяжеленные. Пока менял да катал их по такой-то грязюке, думал, что росток сзади вырастет! Одно слово — пакостная речушка!
— Слушай, а почему ее Кис-Кис называют? Кошка, что ли, какая тут жила? — поинтересовался я.
— Какая там кошка! — раздраженно ответил шофер. — Никаких кошек тут сроду не бывало. Так уж ее карелы по-своему назвали, да и не только речонку, а и озера, через которые она протекает. Вон там — махнул он рукой вверх по течению — Большое Кис-Кис, а это, за мостом — Малое, и тоже Кис-Кис! Во как. А почему — это уж ты у них спрашивай. Ну, полезли в кабину, а то мошка вовсе зажрет!
Дальше до Калевалы мы ехали без приключений, но странное название речки и озер не выходило у меня из памяти. И при первой же возможности я спросил о нем водителя нашего ГАЗа, который все в редакции почему-то неуважительно называли «козлом».
— Слушай, Саша, а почему Кис-Кис называют речку и озера?
— Ну, Вадим Василич, а я почем знаю? Кис-Кис и Кис-Кис. Вот рыбалка там неплохая, да и кямппя маленькая есть в одном местечке. Хочешь, поедем? Шеф тебе машину даст, вы с ним приятели. А я удочки подготовлю да червячишек накопаю. Гожо?
Сашка был прав. Договориться с редактором удалось без особого труда. Правда, он тут же загрузил нас «попутными» заданиями: заехать на верхний склад леспромхоза, «пошерстить» заготовителей за потери леса на вывозке да побывать у подсочников, посмотреть, как они живут.
— В общем — два материала с тебя. В пятницу до обеда управитесь, а там рыбачьте на здоровье, но чтобы в понедельник материалы у меня на столе были. Не гонять же машину зря. А так и дело сделаешь, и рыбы наловишь, — усмехнулся редактор.
Старенький редакционный ГАЗ и впрямь козлом скакал по выбоинам дороги, по лесовозным «усам», пока мы до полудня выполняли редакционное задание. Наконец, свернули на дорогу к Кис-Кис и через какой-нибудь час были уже у моста через речку. Здесь Сашка нашел какой-то одному ему известный свороток между придорожными кустами, и мы по корням и кочкам заросшего лесовозного «уса» добрались до маленькой кямппя на берегу реки. Избушку строил явно кто-то любивший уединение. Она пряталась в ельнике, и случайный человек ни с дороги, ни с речки не смог бы ее увидеть.
— Это дядька мой Суло Корхонен делал кямппя-то. Он нелюдим был, слова лишнего не вымолвит, особенно с тех пор, как тетка Марта умерла. Вот он все подальше от людей и уходил. А как помер, избушка отцу досталась, а уж от него ко мне перешла, — пояснил Сашка. — Старенькая она, зато здесь спокойно. Машину поставил и рыбачь, никто ничего не тронет. Тут случайных людей не бывает.
Мы выгрузили наш рыбацкий багаж в кямппя, которая оказалась внутри совсем не такой старой и обомшевшей, какой выглядела снаружи, и занялись приготовлением обеда.
— Тут у меня, Василич, все приготовлено — и котелок, и дрова, и береста, и спички. И соль есть вон в той банке, — по-хозяйски показывал Сашка. — А ты как думал? — усмехнулся он, видя мое удивление. — Я же карел, а у нас так положено. А вон там, под срубленной елкой, — показал он в окошечко избушки, — у меня и лодочка припрятана. Правда, надо бы ее малость подсмолить, да ничего, нам с тобой порыбачить хватит, а там уж я ей и займусь…
Да, у Сашки все было готово к рыбалке. И большая банка дефицитных в этих местах червей, и крепкие удилища из тальника, и какие-то странные, на мой взгляд очень крупные, грубоватые мормышки.
— Пулька-зеркальце, — поймав мой взгляд, пояснил Сашка. — Наша, карельская снасть на лоха. Они ведь тоже иной раз из Куйто-ярви в Кис-Кис заплывают. На другую снасть хорошего лосося не поймаешь. В остальных реках — Писто-Йоки, Войнице — он под запретом, а Кис-Кис от запретов свободная, считается, что он сюда на нерест не заходит. Здесь любую рыбу лови, только в Калевале не хвастайся, что да где поймал. Поймал — и поймал. Не в запретных реках — и отвали от меня!… Да-а… Ну, как? Сначала рыбачить, или сначала обедать, а рыбачить потом? Может, перекусим на скорую руку, да, пока погода позволяет, и порыбачим? — предложил Сашка.
И хоть в желудке уже бурчало и обед был бы весьма кстати, я все же согласился с ним, что использовать два-три часа погожего времени — дело разумное. А как следует поесть успеем и перед сном.
Мы привязали к удилищам лески, оснастили их, каждый по-своему (Сашка — как обыкновенную поплавочную, а я — по-сибирски, как ходовую донку), и, стащив в воду лодку, поплыли вниз по Кис-Кис, к перекатам и ямам, как предложил Сашка. Впрочем, плыть пришлось совсем недалеко: примерно через километр речка сузилась и зашумела между крупных бурых валунов.
— Ну вот, Василич, здесь уже и хариусы водятся, и сижки, и форелька. В суводях они, за камнями. Хочешь — с лодки ловить будем, а лучше — с берега. В лодку видишь сколько воды набежало. Мы ее пока вытащим, пусть посохнет. Речка-то здесь — переплюнуть можно. За любой камень с берега забросишь.
Мы с Сашкой вытащили на берег нашу маленькую лодочку, в которую за это короткое время успело набраться ведра полтора воды, перевернули ее и пошли искать рыбу.
Конечно, приятель мой хорошо знал здешние места. Он сразу же начал довольно бойко дергать из суводи между двумя большими валунами зеленовато-бурых окуней, небольших хариусов и золотисто-зеленых, в бурых и темно-красных пятнышках форелек.
Действовал Сашка ловко, у него почти не было сходов, хотя хариусы, когда их ловишь поплавочной, обычно то и дело сдергивают червяка с крючка.
Я пристроился неподалеку от него, но начал неудачно — сразу же оторвал в глухом задеве и грузило, и поводок с крючком. Сашка с явной насмешкой посматривал на мою удочку и предложил помочь переоборудовать ее в поплавочную. Но у меня на этот счет были свои соображения.
— Спасибо, — говорю, — Саша. Но и моя снасть проверена не раз. И рыбу я на нее крупную ловил. Думаю, что и здесь не подведет.
Перешел я на новое место — оказалось, удачно. Дно в этой суводи ровное, хотя течение и довольно сильное, пришлось даже грузило потяжелее поставить. Зато на третьем или четвертом забросе я почувствовал, как кто-то там, в глубине, потянул леску. Сначала слабенько, словно пробуя, а потом уверенно так.
Заходила рыба после подсечки, согнула в дугу грубоватое удилище из тальника. Вытянул я ее на берег и залюбовался — хариус! Настоящий «черныш», каких мы когда-то на притоках Малого Енисея в Туве ловили. Бока сизо-сиреневые, спинной плавник высокий, буровато-розовый, будто крыло бабочки весь в крупных пятнах… Ради одного такого красавца стоило на Кис-Кис ехать! Сашка, занятый своей рыбалкой, моего хариуса не видел. А я дальше стал ловить. Заброшу, проведу насадку, постукивая по дну грузилом, до конца суводи, и вновь к ее началу перебрасываю. Раз десять провел и уже собирался на другое место переходить, как опять знакомая поклевка: сначала царапнул кто-то по лесе, а потом резко потянул! Ну конечно же, это хороший хариус! Его хватка. И точно — вновь на лесе заходила сильная рыба. Выскочила на поверхность, заплескалась, но не сорвалась.
Вытащил я и второго красавца, под стать первому. Оглянулся, а сзади Сашка стоит и с завистью и даже вроде с обидой какой-то на меня смотрит.
— Ты чего, Саша? — спрашиваю. — Клевать перестало?
— Да нет, клюет. Только разве ее сравнишь с твоей! Мелочь, только в уху и годная! Нет уж, ты, Василич, давай-ка и мне так удочку-то переделай. Я ведь тоже не за мелочишкой ехал!
— Так ты же смеялся над моей оснасткой, — говорю. — Грубой ее посчитал. А переоснастить твою удочку по сибирскому строю я совсем не против. Давай, сейчас и переоснастим. Я ведь таким способом много хорошей рыбы в сибирских реках ловил. Его так и называют там: ходовая донка. Попробуй, я думаю, что и тебе понравится. Рыбак ты опытный, и как ловить ей, быстро поймешь. А я не только не утаю, но и охотно объясню тебе, что к чему!
Словом, перестроили мы Сашкину удочку, и не прошло и полчаса, как и он здоровенного харьюзищу вытащил и даже засиял весь радостью.
— Спасибо, Василич! — говорит. — Ведь мою-то насадку все верхом проносило, а крупная рыба у дна держится!
С утра, как и все предыдущие дни, моросил противный мелкий дождь, и только во второй половине дня погода разгулялась, показалось солнышко, но нам это сослужило дурную службу. Стоило чуть потеплеть вечернему воздуху, как навалились на нас такие полчища гнуса, что мы, бросив на берегу и лодку и удочки, прихватив лишь рыбу да банку с червями, поспешно ретировались в кямппя. Но проклятая мошка да комарье даже за то время, пока шли, изъели нас так, что и лица и руки опухли, и жгло их, будто крапивой нахлестали.
— Ну, вот, Василич, мы с тобой дождь кляли. А ведь он всю эту нечисть осадил на землю! Как завтра удить будем, если день погожий выдастся? — охал Сашка, в кровь расчесывая искусанные кисти рук. — У меня там мазь оставалась с прошлого года. Коли уцелела — она лучше всех этих патентованных репеллентов помогает. Правда, черная она, и рожа будет, как у перкеле. Да ведь нам здесь пугать некого, а друг друга не испугаемся!
Добравшись до избушки, мы долго умывали холодной водой горящие огнем руки и лица. Потом выгоняли еловыми лапами набившихся в кямппя комаров и мошку, а оставшихся по углам выкуривали смолистым дымом, пока у самих головы не заболели. Однако уху сварили славную, такую, что даже ложка в ней стояла. Сашка нашел-таки припрятанную с прошлого лета мазь, и мы загодя помазали ей искусанные кисти рук и щеки.
— Вот теперь, если кто зайдет к нам, пожалуй, со страху и в штаны напустит! — смеялся Сашка. — Мы с тобой вылитые лесные перкеле, которые в избушке живут! Жены — и то, поди-ка, не узнали бы? А мазью ты не брезгуй. Ее еще наши деды да прадеды придумали. Им ведь все время в тайге да на болотах быть приходилось. Вот мазь-то и спасала их. И нас с тобой от гнуса спасет, сам увидишь.
Несмотря на отсутствие каких-либо удобств, спали мы на полу кямппя как убитые. Главное — ни комарье, ни мошка не надоедали. Утром проснулись отдохнувшие, правда с опухшими, будто с глубокого похмелья, лицами. Глаза — как у китайцев, в щелочки превратились. Это вчерашняя мошка постаралась, ее укусы хуже комариных.
Посмеялись друг на друга — на кого похожи стали! Однако умылись, позавтракали, намазались Сашкиной мазью и уже смело в тучи гнуса пошли.
— Нам теперь сам перкеле брат! Чего нам бояться! — посмеивался Сашка, вспоминая, как бежали мы вчера от мошки да комарья.
Захватив по запасному удилищу, быстро дошли до переката, у которого лодку да удочки бросили.
— Тут удить будем или ниже поплывем? — спросил Сашка. — Там места еще интереснее.
— Ну и поплыли вниз, — говорю. — Сюда вернуться всегда успеем.
— Не скажи… — усмехнулся он чему-то, но не стал продолжать.
Мы загрузились в лодочку, которую перенесли к концу переката, прихватили все удилища и поплыли дальше по довольно быстрому течению узенькой речки. Плыли не долго, километра полтора-два, может. Удачно прошли под завалом из елок, склоненных почти до самой воды, и вновь услышали шум переката. Сашка скорее направил лодочку к заросшему ельником берегу.
— Цепляйся за ветки, Василич! Здесь вылезать надо, а то в камнях накупаемся.
И действительно — Кис-Кис без всякого перехода ныряла в каменную «щетку», заваленную, к тому же, стволами плавника с острыми обломками сучьев.
С удочками и рюкзаками мы едва пролезли сквозь ельник к перекату ниже завала и увидели здесь довольно большую и явно глубокую яму с каменистыми берегами. Для меня такая яма особого интереса не представляла, и я пошел ниже по течению, где Кис-Кис вновь сужалась — хоть удочкой на другой берег закидывай. Но течение тут было быстрое и местами валуны высовывали из воды свои бурые спины.
Сашка остался у ямы, выделив мне горсть червей в холстинном мешочке. Начало у меня было обычным — в незнакомом месте на третьем забросе намертво зацепил крючок и грузило. Досадно. Побродил по берегу, присмотрелся и продолжил удить уже совсем в другом месте. Четыре или пять раз провел и хотел было уходить, как вдруг в самом конце проводки почувствовал аккуратную, мягкую какую-то, поклевку. Подсек — и засверкала в глубине крупная серебряная рыба. Не хариус, нет, кто-то другой. Однако на небольшом плесике не очень-то разбежишься. Походила, походила рыба, удилище потрещало, но выдержало. А когда сдалась она и подошла к берегу, увидел я, что это крупный сиг моим червячком соблазнился. Прихватил его пальцами под жабры, на берег выбросил. Хороший сиг оказался, весь как из серебра кованый, спина толстая, голубая, плавники и хвост темно-сизые, мощные, а голова небольшая и рот тоже небольшой. Обернул я его влажным мхом, в рюкзак убрал и за спину повесил. А то в незнакомом месте и потерять недолго.
Стал я дальше рыбачить — больше поклевок нет. Перебросил насадку за большой валун, лежащий почти у противоположного берега речки, и тут же знакомая потяжка. Хариус. Некрупный, граммов на триста, но бойкий, красивый. Положил хариуса в соседи к сигу, трепещутся они в рюкзаке за спиной, а сам спустился ниже по речке. Тут завал из плавника, застрявшего между камней. Побросал впереди завала, попробовал рыбу из-под него выманить. Соблазнил довольно крупного окуня, который пребольно ткнул меня в ладонь своим колючим гребнем.
Выдавил кровь, сполоснул ладонь в холодной воде да вновь за рыбалку принялся, только уже ниже завала. И тут одна за другой начали вешаться на крючок моей удочки маленькие зеленовато-золотистые форельки. И до того они были красивые, изящные, что я не выдержал — отпустил обратно попавшихся рыбок.
— Живите, — говорю, — красуйтесь себе в подводном мире вашем. Может быть, когда-нибудь и большими вырастете.
Посмотрел на часы — время уже к полудню. А я довольно далеко от Сашки ушел. Решил к нему вернуться, посмотреть, как его дела. Пока шел, в ельнике исцарапался, лесу оборвал вместе с грузилом и крючком. Вылез, ругаясь, из гущи ельника, подошел к Сашке, а он сидит на камне весь мокрый, но со счастливой улыбкой на лице, и, щелкая зажигалкой, пытается мокрую, развалившуюся сигарету закурить.
— Ты чего? — спрашиваю. — Что случилось? Может, нехорошо тебе? В речку, что ли оступился? О камни ударился?
А он молча, все с той же счастливой улыбкой, которая меня сначала напугала, на камни за спиной своей показывает.
Глянул я туда, а там между камней здоровенный лосось лежит. Мать честная, вот так рыбина! Килограммов на семь, не меньше!
— Ну, здоров! — говорю. — Как это ты его?
Тут Сашка голос обрел, откашлялся, взял у меня сухую сигарету. Закурил, головой помотал.
— Видал, какого?! Я же и сам не ожидал, что он стоит тут. Но «пульку- зеркальце» привязал на толстую лесу, червяков пучок насадил и давай водить по ямке. Ну, он и взялся. Удилище у меня пополам! А я за ним! Схватил за вершинку, за леску тяну, а он к себе прет — едва меня не стащил опять в воду!
— Лосось, конечно, замечательный, — говорю. — Все отлично. Но — не подумай, что я из зависти, — рыбалку на сегодня кончать надо. Почему? Да потому, дружище, что мокрый ты весь, а просушиться, кроме кямппя, негде. А до нее нам против течения километра три на шестах идти, или надо лодку и удочки бросать да с рыбой напрямик по тайге выбираться. Думаю, что так вернее будет. Высушишься в кямппя, отогреешься, чтобы не заболеть, а уж завтра и лодку обратно перегоним, и снасти заберем. Рыбы нам с тобой хватит. Один лосось твой чего стоит. А мне и того, что поймал, некуда девать. Семья моя далеко пока. Ну, хариусами да сигом, разве что, с шефом поделюсь, он ведь нынче на рыбалку не ездил. Да и не ловит он удочкой. А мне в гостинице кто рыбу жарить будет? Так что давай, дружок, завтра лодку перегоним да и в Калевалу двинем. Хороша твоя Кис-Кис, но уж как-нибудь до следующего раза. Вот тогда и я твоим способом, на «пульку-зеркальце», лосося поймать попробую…
Сашка не спорил, он и так уже начал постукивать зубами от холода. Около часа мы пробирались к избушке. Потом жарко натопили железную печку, и Сашка голышом приплясывал вокруг нее, согревая то спину, то грудь, то бока, пока одежда его сушилась на прибитой под потолком из угла в угол сухой жердине. Приплясывал он не только от холода, но и оттого, что проникшие в избушку комары и мошки нещадно кусали его голое, не намазанное мазью тело. Я отдал ему куртку, но вот со штанами дело обстояло туго — запасных мы на реку не брали. И потому Сашка, наконец, не вытерпел, натянул полупросохшие брюки.
Но в общем-то все закончилось хорошо. Сашка не простудился, комары с мошкой нас не съели. Мы переночевали в кямппя вторую ночь, а с утра, уже не отвлекаясь на рыбалку, перегнали лодку к избушке. Подсолили Сашкиными запасами соли потрошеную рыбу и в полдень были уже в Калевале. Так и завершилось мое знакомство с таежной речкой Кис-Кис, оказавшейся действительно богатой на самые разные сюрпризы.
Автор: Вадим Назаров
Фото А.Васильева
Этот рассказ В.В.Назарова был опубликован в номере 3/2008 «Рыболовного журнала». Воспроизводится с согласия автора по материалам редакционного архива.