В зеленой долине раскинулось живописное озеро. Там, где единственная дорога подходит к его берегу, приютился гастхоф, буквально — гостиный двор. Тут можно и переночевать, и пожить подольше, и пообедать, и просто посидеть и выпить чего-нибудь. Тут продаются рыболовные лицензии. Тут же находится и центр местной общественной жизни.
Сразу как входишь, видишь стоящий у стены длинный стол, с которого никогда не убирается табличка „Reserviert“. Это „Stammtisch“, стол для завсегдатаев. Завсегдатаи образуют своего рода клуб: регулярно встречаются, пьют вино или пиво, обмениваются информацией. У каждого завсегдатая есть своя пивная кружка с выгравированными на металлической крышке инициалами. Использование крышек регламентируется особыми правилами, записанными в уставе коллектива завсегдатаев. Оставил кружку невовремя открытой — вся компания может поставить на нее свои кружки, и придется тебе за всех расплачиваться.
Сегодня собрания нет, но за столом все равно три завсегдатая и еще один посетитель в национальном костюме. К ним подсаживается рыболов, и разговор немедленно переключается на рыбалку.
Небылицы о крупной рыбе, которую не удалось вытащить, рассказывают только в дурацких анекдотах, сочиняемых авторами низкопробных книженций и пошлых заметок в желтой прессе. В жизни все иначе. Здесь, например, говорят об эффективности работы контролеров.
— Ну, как, есть что?
— Нет. Глухо.
— Ничего удивительного, когда всю рыбу выгребли.
— Это уж точно. Никакого контроля.
— Вот-вот.
Человек в национальном костюме явно возмущен.
— Как же, оба контролера живут в другой деревне и если и проверят кого-нибудь, то возле своих домов. Видел ты их здесь когда-нибудь?
— Нет.
— То-то же.
— Форменное безобразие: общество выпускает рыбу, а ее на следующий день вылавливают. Да где там на следующий день! Народ специально ждет, пока придет машина с рыбой, устраивается на берегу и не уходит, пока всю не выудит. А где наши контролеры? И ведь они получают деньги — за то, что ничего не делают.
— Действительно, я ловлю уже две недели подряд, и никто не поинтересовался, есть ли у меня лицензия, не говоря уж о том, сколько я поймал.
Другой рыболов слышит это и подключается к разговору.
— То ли дело раньше, во времена старины Фрица. Он, по крайней мере, не сидел на месте. Редко какая лицензия оставалась без его отметки. И мужик был приятный.
Но Фриц давно покоится на деревенском кладбище, а заменить его некем. Всем присутствующим это ясно, и они умолкают.
В это время дверь распахивается, один за другим входят семь парней в спортивной одежде и направляются к стойке. Всем — номера на неделю и недельные лицензии!
По номерам их автомашин, стоящих на улице, видно, что ребята — из соседней федеральной земли. На приборных щитках — раскрытые топографические карты. Здесь, видимо, впервые. Никогда не видел таких странных компаний.
Осмотрев комнаты и пообедав, новички отправляются на берег озера. Я уже там, со скучающим видом гляжу на неподвижный поплавок. Ребята рассыпаются по берегу цепью и начинают блеснить. Через некоторое время один из них подходит ко мне и начинает расспрашивать, что да как. Держится он при этом большим специалистом, случайно оказавшимся в глухой провинции.
— Есть что нибудь?
— Да не очень.
— Карпы?
— Один маленький.
— А на что они тут берут?
— А на что придется. Карпы есть, много. Вон они, — показываю я на виднеющиеся вдали синеватые силуэты. — Килограммов до шести-семи.
— Кукуруза?
— Может быть.
— Ну, а где тут держится щука?
— Мелочи много, а крупную надо искать. Но берет редко.
— А еще что есть?
— Был раньше окунь, да вот уж несколько лет не попадается. Форели тоже что-то не видать. Наверное, выловили.
Приезжий смотрит на меня недоверчиво.
— Давно здесь?
— Пару дней.
— А вообще?
— Да лет тридцать уже. Теперь не то, что раньше.
— А еще какая рыба есть?
— Да никакой, вроде бы. Ну, плотвички там, редко — лини.
— Scheiße!
Он явно разочарован, но до конца мне не верит. А чего он хотел? Рыбалка как рыбалка, зачем же дерьмом ее обзывать?
Но вот ему машут рукой — поймали очередного «карандаша», — и он спешно удаляется.
Чего они ожидали? Поверили чьим-нибудь восторженным рассказам? Ехали наобум, рассчитывая, что в глуши больше рыбы? Рыба везде одинаковая, ее надо искать, изучать, ловить…
Пессимист
Мой приятель, хозяин рыболовного магазинчика, — интересный человек. Мыслит он — надо отдать ему должное — трезво, даже слишком трезво. Катушек более чем с тремя шарикоподшипниками не признает («Зачем?»). Из всех приманок рекомендует только те, на которые действительно хорошо берет (откуда он только знает?): «Остальные — дерьмо».
Но вот в последнее время он стал большим пессимистом, склонным к драматизации. «Рыбалка кончилась, рыбы больше нет. Всю сожрали бакланы», — слышу я от него на днях.
Это, конечно, правда, что рыбалка совсем испортилась, и рыбы стало мало, и проклятые бакланы под защитой охранников природы совсем обнаглели. Но рыбалка не кончилась, она кое-как продолжается. Хоть рыболовов и стало меньше, а все ж не перевелись, чем-то живут еще, чему-то радуются, кого-то ловят.
***
У моего знакомого был пруд с рыбой. Четыреста судаков, несколько сот форелей граммов по 700–900 каждая. Нет, он не продал его, пруд остался. Вот только рыбы нет. Ни форелей, ни судаков. Все, что осталось, — это вполне определенное чувство мое приятеля по отношению к защитникам бакланов, уничтоживших все плоды его трудов, и одинокая щука, которая бакланам оказалась не по зубам.
Эту щуку можно кормить из рук: она подходит к самому берегу или к мосткам и без колебаний берет протягиваемую ей мертвую рыбку. Любит она и попозировать перед фотоаппаратом. Вот только фотоаппараты у нас со знакомым автоматические и резкость и у них на воду не наводится, так что все снимки получаются размытые. Надо будет пригласить какого-нибудь фотографа.
Фото Д.Баличева
Впервые опубликовано: «Российский рыболовный журнал» номер 4/2001. Текст воспроизводится по материалам редакционного архива.