В своей книге «Карп» и различных статьях известный карпятник Ю.Баличев выступает сторонником соблюдения на рыбалке тишины, максимально приближенной к абсолютной. Руководствуется он при этом не столько этическими соображениями (эта сторона дела в дополнительных комментариях не нуждается), сколько тем, что тишина является непреложным залога успеха карповой охоты.
В целом этот постулат сомнений не вызывает: карп недаром считается интеллектуалом среди наших рыб. С голыми руками к нему не подойдешь. От ученых-ихтиологов я не раз слышал об этой характерной особенности карпов. Так, по словам ихтиолога И.П.Осокина, ему неоднократно приходилось наблюдать в рыбоводных хозяйствах, как в жирующей стае карпов «на стреме» обязательно стоял крупный карп. Этот «часовой» внимательно следил за обстановкой на водоеме и при первом же признаке опасности подавал сигнал тревоги мощным ударом хвоста по воде, после чего вся стая немедленно уходила в сторону или на глубину.
Ни оспаривать, ни опровергать эти утверждения я не намерен по той простой причине, что карпов весом более килограмма мне ловить не доводилось. А этими недомерками, как говорят ученые, вполне можно пренебречь. Пользуются славой весьма пугливых и осторожных рыб и крупные голавли.
Однако опыт многолетней ловли, как со льда, так и по открытой воде дает мне немало поводов усомниться в том, что рыба настолько осторожна и пуглива, что всякий шум, крик, топанье по льду или по берегу отрицательно влияют на результат рыбалки.
Начнем с простейших примеров. Какой шум производит бурение лунки во льду! Казалось бы, все рыбье население, оказавшееся в зоне слышимости, должно было бы немедленно улепетывать. Ан нет! Нередко первым в только что пробуренной лунке приманку хватает отнюдь не «матросик», а матерый горбач. Мы с друзьями не раз убеждались в этом на водоемах ближнего и дальнего Подмосковья.
Ну ладно окунь — его многочисленность в наших водах известна, и вполне возможно, что пищевая конкуренция толкает его на безрассудство. Но щука-то, казалось бы, должна быть поумнее?! Однако часто приходится сталкиваться с тем, что ни шум от бурения лунки, ни топот на льду не пугают зубастую хищницу.
Как-то на Вазузе мой напарник Василий Александрович, с которым по давно установившейся традиции мы с утра предпочитаем поблеснить, забурился в непосредственной близости от меня. И не успел он очистить лунку от ледяной крошки (а проделал он это по примеру спортсменов с большим шумом, выдернув ледобур одним махом вместе с шугой), как окуневую блесенку схватила щука. Ну что ей было в этой малости, какая прибыль? И никакой шум ее не смутил.
Предоставив ей возможность походить у дна кругами, напарник аккуратно извлек щуку из лунки.
Ее сородич в аналогичной ситуации и на том же водоеме оторвал у меня любимую окуневую блесну-перевертыш с озера Пено, чего я не простил ему до сих пор. Все попытки сделать или раздобыть точную копию той приманки так и не увенчались успехом. А ведь я почти извлек щуку на лед: она послушно шла за леской, но, по-видимому, крючок зацепился в ее пасти не самым лучшим образом.
Согласен, щуку мог заставить схватить «железку» непреодолимый хватательный инстинкт. Это частенько случается даже с крупными щуками, желудок которых до предела набит всякой всячиной.
Но что заставляет других рыб вести себя столь же безрассудно, когда шумовое загрязнение окружающей среды, казалось бы, и глухого должно было бы заставить не только насторожиться, но и немедленно ретироваться? Вот пример. Рыбачили мы с тем же Василием Александровичем в проводку на Москве-реке в том месте, где в нее впадает Руза. Я писал об этом в журнале «Рыболов-клуб».
В качестве прикормки мы использовали глиняные шары в смеси с размоченным и измельченным ржаным хлебом. Кстати, этот давно известный и весьма эффективный способ прикармливания особенно хорош на сильном течении: вода, постепенно размывая ком, образует расширяющийся ароматный шлейф, привлекающий разную рыбу. Меня ему научил один старый рыболов, ныне уже покойный. У него была забавная присказка, которой он встречал очередной трофей, каким бы большим или малым он ни был: «Иди сюда, в Москву поедем, Кремль покажем!»
Так вот, в воду эти шары, в которые мы по ходу дела добавляли опарыша, плюхались с таким громом, что с точки зрения рыбьего царства это была сущая бомбардировка. Ну, а первую-то затравку всегда делаешь солидной. Пяток моих шаров вкупе с таким же количеством, брошенным моим напарником, ловившим в каких-нибудь пяти–шести метрах, должны были бы напугать всех и вся.
Куда там! Как только моя оснастка с червяком на крючке оказалась у дна, последовала даже не поклевка, а мертвая хватка. И пока рыба не вывернулась на поверхность, я не знал, с кем это мне пришлось иметь дело.
Оказалось, под грохот канонады червячком соблазнился полуторакилограммовый язь. И, как свойственно язю, на поверхности он начал бушевать. Послужило ли это предупреждением для его сородичей? Ничуть не бывало. Вслед за ним в мой садок «влетели» подъязок на 600 г, полуторакилограммовый лещ, лещ помельче, несколько подлещиков и плотвиц.
И еще. Если скрежет при бурении лунки не очень сильно настораживает рыбу (иначе все мы были бы обречены на неудачу), то уж громкая-то музыка должна наверняка вызывать у рыб тревогу?
Вовсе не обязательно. По последнему льду мы с моим другим напарником рыбачили на безымянной для нас речке чуть западнее Костромы. С раннего утра ловились солидная плотва и густера, а затем весовые показатели трофеев постепенно пошли на убыль. Как только рыба переставала интересовать нас из-за своей младости, мы переходили на блеснение.
И вот, на третий день часов в десять на льду появилась шумная ватага молодых парней лет по шестнадцать–семнадцать. Расположились они в непосредственной близости от нас. В ватаге нашелся один меломан: он поставил рядом со своим ящиком то ли магнитофон, то ли радиоприемник, и к тому же включил его на полную катушку! Ну, а музыку-то современная молодежь слушает весьма своеобразную. Гром, шум, визг. Слышно должно было быть на сто километров в округе. Но рыба не обращала на это никакого внимания и по-прежнему клевала.
Ну ладно бы плотва (хотя авторитеты утверждают, что это весьма осторожная рыба) и густера. Но в этих условиях у сидевшего неподалеку от нас рыболова блесну схватил двухкилограммовый судак!
Более получаса музыкальной пытки я не выдержал. Пришлось быстро смотать удочки и податься на базу (остановились мы в расположенном прямо на берегу сенозаготовительном пункте Костромской сельскохозяйственной опытной станции, знаменитой своей лосиной фермой). Напарник же подался к устью реки в надежде хоть там найти если не рыбу, то хотя бы покой.
Итак, временами ни окунь, ни плотва, ни густера, ни щука, ни язь, ни лещ не обращают никакого внимания на шум, даже самый громкий. В чем тут секрет, вряд ли ответят даже ученые (трудно представить себе, как им удалось бы поставить абсолютно чистый научный опыт). А может быть, все дело в том, что бедной рыбе, как и другой живности в современном мире, просто некуда податься, и она настолько привыкла к акустическому загрязнению среды обитания, что не обращает на него никакого внимания? Во всяком случае, здесь мы сталкиваемся с весьма сложными поведенческими реакциями рыб разных видов.
И не надо понимать меня так, будто я выступаю за превращение рыбалки в некое подобие дискотеки или шумного бала. Отнюдь. Я, как и Ю.Баличев, сторонник тишины, а жеребячий гогот что в автобусе, что на берегу водоема ни удовольствия, ни радости мне не доставляет – как и рыбам, наверное. Так что тише едешь, дальше будешь, больше поймаешь — при прочих равных условиях.
Автор: Б.Червяков
Эти размышления Б.И.Червякова были опубликованы в номере 3/2000 «Российского рыболовного журнала». Воспроизводятся по материалам редакционного архива.