Если кто учился в школе, должен помнить: колымская тайга — самое настоящее редколесье. У нас каждое дерево на виду. Можешь посмотреть на него со всех четырех сторон. Люди тоже — один человек на сто квадратных километров. Поэтому о каждом знают всё. Даже такое, о чем молчит спецчасть лагеря, который в километре от нашего поселка.
Жена Володи Булатова Зойка — единственная в поселке натуральная блондинка. Заведующая Домом культуры Анна Хвонарева в войну была любовницей гауляйтера Украины Эриха Коха. Ей за это дело дали двадцать пять лет и выслали на Колыму. Она лично знала разведчика Николая Кузнецова, и к ней по этому поводу недавно приезжали журналисты. Ее муж Лёва Пардон — настоящий шпион. Он закончил две разведшколы, японскую и германскую. Сейчас работает в нашем фотоателье, и, когда придешь к нему фотографироваться, говорит мне так: «Сиди, Станислав, спокойно. Я ночью из-под полы военные аэродромы фотографировал — звездочки пересчитать можно было, а тебя — без проблем. Как живой будешь».
Лева был в плену во Франции, немного маракует по-ихнему, и вчера в комбинатовском гараже рассказал всем, что мы с Володей Булатовым — самые настоящие чемпионы французских клубов по ловле рыбы на мушку. Еще он сказал, что французы очень этим расстроены и обещали в следующий раз нас обязательно обловить.
Вот это уже они зря. Если соберутся все французские рыболовы-любители во главе с Жаном Бельмондо, а в качестве материальных спонсоров возьмут Катрин Денев и Анни Жирардо, ничего у них не получится. Потому что жена Володи Булатова — натуральная блондинка, француженки же, по нашему мнению, крашеные. А это для ловли рыбы на мушку очень важно.
Однажды под осень в наш поселок приехал на оленях пастух Хардани и рассказал, что в тахтоямской долине, где они пасут свое стадо, французы проводят чемпионат клубов по ловле рыбы на мушку. Свои реки загадили, теперь прилетели к нам. Настроили домиков, купили лицензии, теперь с утра до вечера стоят в воде и размахивают удочками. У них там вертолет, электричество и самый настоящий бар. Вино, виски, пиво — хоть залейся. Только не продают.
Мы с Булатовым помогли Хардани закупить продукты, уложили все в седельные сумки-мунгурки и договорились, чтобы завтра он встречал нас со своими оленями у Наледного перевала. До перевала доберемся машиной, а там, где пешком, где на нартах, уже до самой Тахтоямы.
Володя и подал идею пригласить в компанию Лёву Пардона. Рыбачить-то придется вместе с французами, а мы кроме «шерше ля фам» ни одного слова. А у Лёвы даже кличка ихняя.
Лёва думал не долго. Повесил на ателье табличку «санитарный день», одолжил у Сашки Фальковича сапоги-болотки, и в три часа ночи мы отправились на рыбалку.
На Колыме сто рублей — не деньги, сто лет — не старуха, сто километров — не расстояние. Добирались долго, но весело. Пили водку, настойку из голубики, пели «Будь проклята ты, Колыма», «Сталин — наша слава боевая» и даже «Марсельезу». Правда, «Марсельезы» знали всего один куплет, но французским настроем прониклись основательно.
Встретили нас неважно. Французы — те ничего. Приехали, и ладно. А вот начальник лицензионного участка Алик, пронырливый такой мужичишка из «новых русских», заартачился. Здесь, мол, аренда. Посторонним запрещается. Иностранцы будут возмущаться, и все такое. Но я быстро поставил его на место. Сказал, если сорвет нам рыбалку, завтра сюда подкочует четыре тысячи оленей, а с ними собаки-оленегонки. Они полярного волка пополам рвут, а посторонний человек им на один зубок. Вот тогда мы посмотрим, кто здесь посторонний. Будет он вместе с французами на лиственницах загорать. Мы с ихним бригадиром Хардани дружим и попросили пока что оленей сюда не пускать, но если французам с оленями интереснее, возражать не будем.
Алик сразу сбавил тон, и скоро Володя с Левой сидели в баре и пили «бордо», а я отправился смотреть чемпионат.
Он вызвал у меня сомнения еще у домиков, в которых эти французы жили. Рядом с каждым домиком стояли пирамиды, наподобие тех, которыми оснащаются оружейные комнаты. В каждой пирамиде до десяти удочек. Удочки короткие, всего метра полтора, может даже короче. На каждой небольшая катушка с леской и мушкой. На леску я сразу позавидовал. Как объяснил Алик, это плавающая леска. Коническая к тому же. Я о такой даже не слышал, а французы ловят! Но вот мушки у них, простите меня, но, как сказал матерый каторжник Лёва Пардон, настоящее фуфло. Довольно толстый крючок спрятан в пару выдранных из райской птички перышек, дальше пять похожих на настоящие бриллианты бусинок с небольшую горошину величиной.
Я, лишь увидел эти мушки, принялся возмущаться. Кого они дурят? Это же не мушки, а самые обыкновенные блесны. Пять сверкающих бусин имитируют только рыбку, но никак не комара или муху. А запрятанный в перья крючок — не более чем хвостик этой рыбки. Мушка-то по воздуху сама летать должна, а этой можно хариуса оглушить.
Два заспанных француза вышли на шум, по-русски не понимают, но мою насмешку почувствовали, и к Алику. Что, мол, ему не нравится? Алик, вместо того, чтобы объяснить, кивает мне: уходи отсюда! Люди отдыхать приехали, а ты раскомандовался…
Оказалось, эти мужики – судьи международного класса, вечером они будут определять победителя. Чемпионат у них проходит по принципу «совесть — лучший контролер». Каждый рыболов предоставит свои записи: длина, вес и все такое пойманной и отпущенной рыбы, а эти будут в записях разбираться. Мне это не понятно, но делаю вид, что все понял, и спускаюсь к реке.
Вот у кого нам нужно поучиться! Помню, у нас на водохранилище проходило соревнование по подледной ловле, и кто-то из рыболовов подсек то ли леща, то ли что другое. Ему даже не дали посмотреть. Сразу нахлынули со всех сторон, сбились вокруг лунки, лед треснул, и едва этот рыболов успел спастись.
Здесь же в окружении двуобхватных лиственниц огромный, в десять стадионов плес, и на весь этот плес — один-единственный рыболов. Стоит метрах в двадцати от берега по пояс в воде, стаскивает с катушки леску и набирает ее левой рукой в кольца. Услышал шаги, шум камней под моими сапогами, оглянулся — кого там несет? — и отвернулся. Это совсем не по-колымски. У нас увидишь человека — сразу поздороваешься, поговоришь о рыбалке, нередко и попьешь на пару чаю. Этот глянул, и никакой реакции. Будто я пень или коряга.
А рыболов набрал леску и принялся гонять удилищем взад-вперед, словно пастух кнутом. Вдруг рядом с моим носом что-то мелькнуло. Мушка! Француз, значит, удилищем машет, а мушка уже далеко за мною поблескивает. Он и на самом деле смотрел на меня, как на пень, чтобы случайно не зацепиться.
Наконец, опустил мушку на воду метрах в пятидесяти от себя, раздался всплеск схватившей обманку рыбы, и француз принялся эту рыбу подтаскивать. Попался хариус граммов на триста. Рыболов подтащил его к берегу, померил, снял с крючка и отпустил. Затем вытащил карандаш с блокнотом, все это записал и принялся снова набирать леску…
Иду от плеса к плесу, и на каждом одна и та же картина. Стоит затянутый в непромокаемый костюм один-единственный француз и ловит хариусов. Каждому из них и я, и окружающий мир без внимания. Над головой пролетают крохали, рядом охотится за рыбой белоплечий орлан, через перекат прошла пара медведей — даже не глянут.
Только один раз рыболов аккуратно оставил удочку на берегу и прямо через тайгу, пугая крохалей и медведей, заторопился к домикам. Как мне потом объяснили, по-маленькому! Просто так, под кустик, он не может.
Но больше всего удивило меня не это, и не то, что рыболовы отпускают всех пойманных хариусов, а то, что ни один из них перед тем, как взять этого хариуса в руку, не окунает ее в воду. У нас в поселке даже сопливый первоклашка знает, что так делать нельзя. Сухая рука снимает с боков хариуса всю слизь, скоро рыба покроется похожими на белый пух болячками и сдохнет. Уж лучше бы просто выбросил на берег, чем загаживать реку.
Я возвратился в поселочек, передал свое возмущение Алику, а затем мы с Булатовым отправились на рыбалку. Перебрались на островок и стали как раз там, где две протоки, сливаясь, образуют водоворот. Места глухие, хариусов много. Самые крупные обычно занимают то место, где у водоворота «пуп». Лишь пустишь над этим «пупом» мушку, как похожий на просмоленное полено красавец взметнется за нею в воздух — и пое-е-ехал на остров.
Мы развели на острове костер, варили уху, кипятили чай. Кроме того, Булатов раза три бегал в бар поддержать Лёву в теплой беседе с барменом. Но, все равно, к заходу солнца мы наловили три рюкзака хариусов. Когда переправили улов к домикам и, чтобы хариусов прохватило вечерним холодком, разложили его на траве, вокруг нас собрались все французы. Они фотографировались с нашим уловом, хлопали нас по спинам и показывали большой палец.
Восторгаться было чему. Самый маленький хариус, как определили французские судьи международного класса, был четыреста восемьдесят граммов, а три были за килограмм. Французы уже неделю рыбачат на нашем плесе, а тяжелее девятисотграммовых не ловили.
Потом все вместе обмывали нашу удачу, а наобмывавшись, принялись изучать наши мушки. Наши с Булатовым объяснения переводили и Алик, и Лева, а судьи записывали. Не знаем, где как, а на Колыме комары рыжие. Поэтому самые уловистые мушки у нас не с медведя и росомахи, а с… себя. Нет, не с головы. Те волосы, что на голове, намокнув, перестают кудрявиться и теряют свою привлекательность. Мы, простите за откровенность, своих мушек называем мудянками. Алик, как вовремя заметил Лева, перевел — «яичницами».
«Не яичницами, а мудянками!» — орал я на всю тайгу и хватал Алика за грудки. Нас помирили и принялись хвалить мудянок Булатова. Хотя, на самом деле они совсем не мудянки, а как их назвать, мы еще не придумали. Потому что своих мушек Булатов стрижет с Зойки, а она ругается, что теперь ей стыдно ходить в баню. Все бабы как бабы, а она как настоящая шлюха. Но, тем не менее, хариусы клюют на рыжих Зойкиных мушек, как приговоренные. Если бы Володя не бегал в бар, обязательно обловил бы меня, а так — всего лишь на втором месте.
Французы все тщательно записали, даже срисовали наших мушек, и обещали больше сухими руками рыбу не трогать. Затем они выпросили у нас ножницы, забрались каждый в свой домик и принялись готовить снасти к завтрашней рыбалке. Как мы ни брались им помочь, все отказались. Что ни говори, а подготовка к рыбалке — дело интимное.
Станислав Михайлович Олефир (1938 — 2015) был постоянным автором нашего «Российского рыболовного журнала». Этот рассказ был опубликован в номере 3 за 2001 год.