Еще совсем недавно, когда у нас были лучшие в мире ракеты и балеты, а не министры финансов, и можно было перемещаться по всей стране, не боясь потерять голову или машину, раз или два в году мы компанией в три-четыре семьи ездили на Ахтубу. Недалеко от Харабалей, немного выше по течению, Ахтуба очень близко подходит к Волге. Между реками есть несколько проток, и на одной из них, носящей местное нелитературное название, мы разбивали свой лагерь. Протока была широкой и глубокой, суда по ней ходили редко, и рыба отдыхала от суеты основных русел в ее бездонных ямах.
Этот район замечателен разнообразием рыбы, и я не знаю другого места, где вот так запросто можно поручить дежурному по лагерю приготовить, например, на обед жареного судака, а на ужин запечь в углях карпа. Само собой разумеется, прежде их надо было поймать, что он и делал прямо здесь же, у лагеря.
Мы старались приезжать в эти места в конце лета или в начале осени, когда созревал урожай овощей и фруктов, и я убежден, что более вкусных помидоров, арбузов и яблок трудно сыскать где-либо еще. Местное молоко мало отличается от магазинных сливок, и стоит только сделать заявку владельцу коровы, как вам будут подвозить его точно в назначенный час.
Доходный промысел
Находились рыболовы, которые даже в этих местах ухитрялись не обеспечивать стол рыбой. У местных, в этой связи, существовал довольно доходный промысел: они продавали приезжим рыбу, которую для себя не ловили — сомов, щук, судаков. Часто этим промышляли ребятишки. В один из приездов запомнились брат и сестра, лет десяти и восьми, соответственно. По утрам сделанным не поймешь из чего бредешком они ловили живца, затем на примитивнейшую удочку возле огромной коряги таскали судаков и уже к обеду носились по берегу, предлагая их всем желающим.
Наглец из ямы
Народу в эти места приезжало очень много и, бывало, наездишься по берегу, прежде чем найдешь место для лагеря. Однажды нам пришлось встать на краю длинной косы, прикрывающей здоровущую яму с обратным течением. Поставили палатки, допоздна отмечали приезд, и женщинам пришлось идти мыть посуду в совершенной темноте. Ушли и быстренько примчались обратно — их испугала сильно всплеснувшая рыба. На требование призвать хулиганистую рыбу к порядку отреагировал мой отец, сказавший, что рыбину «укоротит и ошинует».
На следующий вечер он забросил самую мощную донку с густеркой на крючке и долго ее сторожил. Не дождавшись поклевки, ушел спать, а утром обнаружил донку оборванной. Самолюбие его было задето: он полдня костерил рыбу и донку, а к вечеру затих и долго ковырялся в снастях. Как потом выяснилось, разорил небольшой перемет, срезав с хребтины крючки и сделав из нее новую донку. Следующее утро также принесло разочарование: донка опять оказалась оборванной. Отец рассвирепел, вновь химичил со снастями, и на третье утро я обнаружил его на косе, оторопело разглядывавшим втихаря уведенный у меня якорный шнур с привязанным к нему напрочь разогнутым прошедшей ночью крючком. Большого труда стоило уговорить его оставить разборки с наглецом из ямы до следующего приезда, когда мы, конечно же, привезем соответствующей прочности леску и крючки.
И смешно, и страшно
Молоко к нам в лагерь привозил сторож с ближайшей бахчи. Приезжал он аккуратно к ужину, охотно садился к столу, но ни уху, ни рыбу не ел, а налегал на «приложение» к ухе. Пропустив стаканчик-другой, рассказывал какую-нибудь рыбацкую историю. Однажды рассказал про огромного сома, который утащил семилетнего мальчишку. Интересно: куда в низовья Волги ни приедешь, услышишь такую или аналогичную, с небольшими вариациями, историю, которую расскажет очевидец события. Непонятно только, откуда такое нашествие сомов-гигантов.
Так вот, на следующее утро я, шлепая по мелководью, тянул на буксире лодку, направляясь к месту рыбалки на яме. Это гораздо легче и быстрей, чем отмахать веслами то же расстояние на резиновой лодке. Ориентиром, от которого надо отмерить еще сотню шагов, служила лежавшая на берегу высохшая сомовья башка в треть метра шириной. Такое варварство сплошь и рядом — возьмут самое ценное, а остальное бросят. В этот раз, только увидев голову и мгновенно вспомнив вчерашний рассказ, я пулей вылетел из воды. Самому смешно: сома, способного утащить такого, как я, дядю, в исторические времена наверняка не было, а место это с того раза обходил только посуху.
Не до промысла
Однажды вечером к нам подъехал местный и предложил порыбачить с ним, так как его напарник приболел, а одному ночью несподручно. Один из нас согласился и три ночи ловил с местным на переметы сомов. Сначала все шло прекрасно: сомята по десять-двенадцать килограммов ловились исправно. Местный свою долю мгновенно продавал, а наш компаньон, разделывая по утрам топориком сомов на тешу, резвился: «китобоем работаю». На четвертую ночь, проверяя перемет, они наткнулись на такую «дуру», что не чаяли, как от нее отделаться. На их беду хребтина перемета попала на нос лодки и один из крючков за что-то зацепился. Лодка стала черпать воду, нож никак не удавалось найти, и если бы «рыбка» не оборвала поводок, неизвестно, чем бы все кончилось. После этого на «китобойном» промысле был поставлен крест.
Глупость или наивность?
К большому лагерю отдыхающих подошли на моторке рыбаки и попросили помочь притонить ближайший залив, так как часть артели находилась в запое. За помощь обещали по мешку леща. Действительно, вытащили пропасть рыбы и рассчитались с помощниками, выдав сверх обещанной рыбы еще по осетру и по паре стерлядей. Расстались довольные друг другом: одни пошли на своих катерах сдавать рыбу, а другие насолили балыков и развесили под полога вызревать. Несколько погодя мимо случайно проезжало местное должностное лицо. Увидев развешанных на кустах осетров, чиновник остолбенел: видел всяких браконьеров, но таких махровых — первый раз. Вызванный по тревоге милицейский наряд, соблюдая меры предосторожности, разом накрыл всю отдыхавшую «банду». Шум, скандал, «это не мы, а они», «откуда мы знали», «нам дали» и так далее. Не поймешь чего больше — глупости или наивности, а в результате — протоколы и напрочь испорченный отпуск.
Реку не поделили
Если посмотреть с ближайшего бугра на реку, то можно заметить, что лодки по водной глади разбросаны не хаотично, а держатся небольшими группами. Это значит, что каждая группа нашла стоянку леща и «пасет» его. Чтобы хорошо ловить, надо суметь и над косяком встать, и от других лодок подальше держаться, чтобы рыбу прикормкой не растаскивать, а концентрировать свою часть косяка. Уловистое место фиксируешь по ориентирам на берегу, утром сразу на него становишься и не теряешь времени на поиск рыбы.
Однажды новичок встал случайно на таком обжитом месте, приплыв раньше «хозяина». Припозднившийся «хозяин» в резких выражениях потребовал насиженное место освободить, что, естественно, вызвало бурный протест. Шум, оскорбления, угрозы, нервы клубками, какая тут рыбалка. Наконец «хозяин» нагло становится перед лодкой «нахала». Оба не ловят, но уступать никто не хочет. «Нахал» раскручивает донку для заброса, она у него случайно срывается, и грузило шлепает по спине впереди сидящему, и без того взвинченному, «хозяину». Тут начинается такое, что приходит конец рыбалке и у поодаль стоящих рыболовов.
«Глядя на мир, нельзя не удивляться», — сказал К.Прутков. Действительно, воды кругом — глазом не охватить, леща — пропасть, прекрасных мест — не объехать, и на тебе — не поделили реку.
Якорь бросил
Встать на косяк леща утром все стремятся пораньше, с самого рассвета. Однажды утром я уже встал на место, а две лодки с соседнего лагеря еще только подходят. Одна встает быстро и затихает, а вторая что-то долго возится. «Ну что ты ерзаешь», — спрашивают с первой лодки, — «якорь бросил?». — «Бросил», — отвечают со второй, и, после паузы, виновато, — «да привязать я его забыл». На первой лодке долго соображают, а затем взрываются: «Так ты утопил мой магазинный якорь? Ты зачем его хватал? Ныряй! Что-о? А мне плевать на твои двенадцать метров глубины!», — и так далее. На соседних лодках всеобщий восторг и ликование.
Дурацкая чехонь
«Утром еду с тобой ловить рыбу», — заявила вечером супруга. — «Конечно, конечно», — обрадовался я, с тоской подумав про себя, что утренняя рыбалка накрылась. Не так жалко утренней зорьки, как червей: переведет ведь без пользы! Немного поскучав, придумал выход: наловил малька и переоборудовал под донку спиннинговую снасть. Утром, встав на обычное место, первым делом нацепил малька и забросил подальше к берегу, где, кроме случайной, никакой рыбы не должно было быть. Удочку вручил супруге, объяснив, что, как только с другой стороны дернут, надо дергать в обратную сторону и выводить добычу. Только занялся своими делами, как рядом ойкнули и начали вываживать рыбу. Чехонь, да какая — в руку длиной. «Быстрее забрасывай туда же и давай удочку мне!» Под руководством супруги я пять чехоней одну за другой отправил в садок. Шестая чехонь, уже вставленная мордой в садок, извернулась и отвесила мне своим хвостом оплеуху. От неожиданности я отпрянул, а чехонь мгновенно юркнула в глубину. «Ты! Ты! Ты упустил мою рыбку! Ты…» — долго икалась мне эта дурацкая чехонь.
Вредный народ
На краю ямы, где мы ловим леща, большущий кусок берега вместе с деревьями когда-то рухнул в воду и образовал на шести-восьмиметровой глубине гостиницу для карпов. Из самих завалов вытащить карпа невозможно, и чтобы его поймать, надо положить насадку прямо на границу коряжника. Местные это хорошо знают и приезжают на своих моторках, как в магазин: поймают пару или тройку карпов — и домой, жарить.
Ловят они на донки с толстенными лесками, грузилами по двести-триста граммов и здоровущими крючками с насаженным гребешком перловицы. После подсечки карпа вываживанием себя не утомляют, а, уперевшись покрепче в дно моторки, выволакивают рыбину. Другое дело приезжие: здесь лески тонкие, катушки силовые, удилища штекерные и, конечно, искусство вываживания с красотой борьбы.
Утро в самом разгаре, мы давно уже ловим леща, а на карповое место только-только устраивается довольно молодая семейная пара. Проголодавшись, карп клюет сразу после заброса, и хозяин лодки вступает с ним в бескомпромиссную борьбу. Удилище у него явно хлипковато. Тем не менее, минут через двадцать рыба наверху. В дело вступает супруга, которая под умелым руководством — «левее, правее, ниже опусти, черт тебя бери» и так далее — пытается подсачить карпа. Еще минут через пятнадцать вконец издерганная и измученная супруга, вспомнив, видимо, пионерское детство, с размаху пытается накрыть карпа сверху, как бабочку. Ошалевший карп удирает, а взбешенный супруг в понятных выражениях сообщает своей спутнице все, что о ней думает. В окрестных лодках народ, не стесняясь, ржет и млеет от бесплатного спектакля.
Наконец все затихает. Минут через пяток изгоняю с лица остатки веселья и с максимальной серьезностью спрашиваю: «А что, крупный был карп?» — «Килограммов на пять», — буркают мне в ответ, и опять взрыв эмоций, и вновь озвучивают уже прослушанный нами монолог о неблаговидном поведении супруги. «Изверг ты, Петрович», — задыхается от смеха приятель на соседней лодке, утирая слезы. И правда, до чего народ вредный: вместо сочувствия каждый норовит поддеть и съязвить.
Автор: О.Архипов
Эта статья Олега Архипова была опубликована в номере 1/1999 «Российского рыболовного журнала». Воспроизводится по материалам редакционного архива.