Летом ее можно перейти вброд. В солнечный день сквозь светлую воду видны песчаные отмели и перекаты. По берегам — остролистный ивняк. Рыбы здесь в это время — как в обычной лесной речушке-невеличке, хоть и до Волги недалеко.
Зато весной Рутку не узнать. Это полноводная река, тяжело и стремительно несущая свои воды среди низинного мелколесья. Она заливает дороги, старицы, овраги, крутит водовороты и подмывает берега.
Мы с Володей приехали на весенний ход сороги (плотвы), поднимающейся в верховья к прогретым нерестилищам. Не каждый год удается точно попасть на эти три-четыре дня. Чаще всего, если весна обычная, они приходятся на конец апреля или начало мая. Но бывает, что рыба идет и в середине апреля, как только установится настоящее тепло. Сегодня тридцатое. Хочется верить, что не опоздали…
— Ну что, пошли? — отирает пот товарищ.
— А чего тянуть?
И мы, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, входим в сосняк, тянущийся вдоль шоссе. Проходим его, сумрачный, с первыми комарами, — и попадаем словно в другой мир, залитый солнцем, широкий и привольный. Перед нами — равнина с мелколесьем. Вдоль реки виляет сырая еще дорога. По всей видимости, эти открытые места — не успевшие зарости горельники.
Путь наш лежит к Бусному яру. По крайней мере, так называл его Виктор, давно живущий в этих местах. Пришел он то ли из Подмосковья, то ли еще откуда, но осел здесь, прижился в землянках и деревнях зоны затопления Чебоксарского водохранилища со своей верной дворняжкой Бобиком.
По карте от моста до устья Рутки семь километров по прямой. Бусный яр где-то недалеко от устья, но, судя по нашей усталости, прошли мы куда больше. Ну да, река-то петляет, выбирая себе путь, а с нею петляет и дорога.
Ловить можно было бы и у моста, не уходя далеко: во время хода рыба есть везде. Но у шоссе людно, да и всегда почему-то кажется, что там, в лукоморье заповедном, рыба крупнее. Так уж мы, рыболовы, устроены.
Чуть дорога стала спускаться в низину, как впереди открылся разлив со струящимся через дорогу потоком. Мы это предвидели, не первый раз в здешних местах. Я достал из рюкзака непромокаемые штаны от комплекта Л-1, а Володя поднял болотники. Вода местами доходит до пояса, и он уже промок.
— Лучше б лодку взял, — пыхтит он, отчаянно дымя сигаретиной.
— А чего ж не взял?
— Думал, посуху пройдем.
— Вот тебе и думал. Весна, сам знаешь…
Эти низины-калужины встречаются все чаще, и мы устаем брести по воде. Красоты природы куда-то уходят, не слышен уж и звон птичьего разноголосья. Зато появляются стук в ушах, пот, заливающий лицо, и мысль: когда же все это кончится? Лямки рюкзака врезаются в плечи. Все это уже было, и каждый раз клянешь себя: хватит бурлачить по чапыжникам и болотинам, не мальчик ведь уже, можно было культурно подъехать куда-нибудь на машине, порыбачить, отдохнуть как все, «принять» немного с устатку, попеть «Стеньку Разина»…
Наконец, дорога заводит нас в лес, где уже нет воды, только чавкает под ногами черная грязь. А там и чистый берег с редким низкорослым сосняком. Пришли…
С той стороны весело глядит на нас песчано-глинистый обрыв. Это и есть Бусный яр. А на этом, низком, берегу, на песчаной косе, сидят сонные рыбачки. Свято место пусто не бывает.
— Ну, как успехи?
— Как? Неделю уже сидим впустую. Сегодня уедем, надоело, — машет рукой рыболов, поднимая на нас тяжелые веки, красные от дыма и недосыпания, а может и еще от чего…
В полном унынии присаживаемся на молодую траву. Это столько-то отмахать да по воде! И ради чего? Чтобы обратно возвращаться?
— Что делать-то будем? — вяло спрашивает Володя.
— А кто его знает, — отвечаю ему механически. Внутри обида, да только на кого?
Но делать нечего. Надо хоть снасти намочить, а то совсем уж не по-рыбацки будет. Да и не всегда можно верить на слово. Пока сам не убедишься, не успокоишься.
Места на косе не было, пришлось вырубать ивняк чуть ниже вереницы рыболовов. Получились довольно уютные сидки-гнезда среди густого кустарника. Располагаемся основательно, решив все-таки остаться на ночь. Отыскали пару бревен-плавунов под сиденья, расчехлили «телескопы». У меня шестиметровые, а Володя привык к четырехметровым коротышкам: мол, руке легче. Снасти простые: катушка, основная леска 0,20, поводок 0,18, на кончике удилища колокольчик. Можно было бы и без звона обойтись, но приходится то чай кипятить, то за дровами отлучаться… А бывает, и задремлешь, когда клева нет. Тут уж звонок как раз кстати.
Основная леска заканчивается скользящим грузилом — расплющенной пулей, а там уж тянется поводок с остро заточенным пятимиллиметровым крючком. Насадка тоже без изысков: обычный навозный червь. Иногда случалось ловить и на крутую манку, она у нас тоже припасена, но клюет обычно подлещик. Есть и пареный горох, так, на всякий случай.
Забросили удочки, положили их на ивовые подставки и замерли рядом, глядя на стремнину, где должна была быть хоть какая-то жизнь. Но колокольчики лишь иногда подрагивали от течения.
Наконец — тинь-тинь! Поклевка! Дождались! Торжествуя, подсекаю и вытаскиваю… окунишку, годного лишь на скромный обед для моего кота Карлуши.
— Обрыбился? Не давай слабины, уйдет! — мрачно шутит Володя.
— Лиха беда начало…
Бросаю окунишку обратно в воду.
— А уху варить из чего?
— Лягушек наловишь!
Сидим, как сычи, злые и голодные. Наконец, не выдерживаем и разводим небольшой костерок. Кипятим чай в солдатском котелке, режем сало, колбасу, открываем тушенку. Появляется и «беленькая», за приезд. Не грех, если в меру…
Пообедали — и словно солнышко ярче засветило, теплее стало. Завели разговор. Если уж не клюет, так хоть вспомнить, как бывало…
Ближе к вечеру коса опустела. Рыболовы уехали, все как один. Плес целиком нам достался, не стоило и делянки прореживать. Но толку от этого вроде бы теперь никакого.
Солнце было уже над лесом, как вдруг вершинка одной из удочек резко вздрогнула, а колокольчик выдал отчаянную трель. Есть! Подсекаю и вывожу на поверхность сорогу. Ну, не сорогу, а сорожку граммов на сто пятьдесят. От долгого ожидания тороплюсь, и рыбка падает в кусты. Володя морщится в язвительной улыбке и хочет сказать что-то остроумно-въедливое, но тут клюет уже у него, и он тоже теряет сорожку где-то в ивняке.
Говорить и язвить некогда. Лихорадочно отыскиваем свою жалкую добычу и вновь забрасываем снасти. Поклевки продолжаются. Клюет некрупная, но уже вполне достойная рыба. Все же это не впустую на колокольчики таращиться.
Когда солнце закатилось за лесок, мы подняли садки и убедились, что вечер прошел не зря. Килограмма четыре на двоих было.
— Слушай! — осеняет Володю. — А мужики-то уехали, когда рыба только пошла!
— Ты удивительно догадлив, — соглашаюсь я, чувствуя одновременно и радость, что мы-то попали, и жалость, что ли, к уехавшим рыболовам, всю неделю прождавшим хода. Но тут появляется другая мысль.
— Ты погоди радоваться. Может, и не пошла она еще. Рыба-то мелкая. Так, первые гонцы. Завтра опять остановится, и жди еще неделю.
— Типун тебе на язык! — пугается Володя.
Ночью — костер, долгие разговоры, бездонное звездное небо, бледная луна, поджавшая губы и замершая над кронами сосен. Спали плохо. Все думалось: как там? Как завтра? К утру задремали, но едва забрезжило, пошли к снастям.
На реке туман. Он ползет по черной воде и уходит в сонные горельники. На хрустящем под ногами песке — иней. Птицы еще спят, слышно лишь журчание ледяных струй, закручивающихся в водовороты. Пронзительно пахнет снеговой свежестью, талой водой и горечью жухлых трав.
Удочки мы, уходя ночевать, оставили настороженными, чего обычно не делаем: мало ли, вдруг топляк нанесет? Топляк не топляк, но травы, видимо, накрутило. И у меня, и у Володи удилища согнулись и колеблются над водой. Осторожно, чтобы не сломать вершинку, пытаюсь вытащить удочку, но подается с трудом, а затем вдруг ощущаю живое сопротивление! Э-э, да на крючке рыбина! И не чета вчерашним сорожкам! Эта граммов за триста будет!
У Володи тоже всплески, междометия с запятыми и — неплохая сорога. Пошло…
Раз за разом вершинки «телескопов» встряхивались от резких ударов, бряцал колокольчик. Иногда удилище шло в сторону от длинной потяжки, а затем, словно опомнившись, сдавало обратно и начинало подрагивать от настойчивых толчков. Это брала крупная сорога. Она выходила на поверхность, сонно ложилась на струю, мерцая боком цвета старого серебра, и вдруг взрывалась брызгами и отчаянными прыжками. Литое тело дробило речные струи на множество сверкающих осколков-брызг. Удилище гнулось и стонало, но на помощь приходил подсак. Рыба сильная, в руке не удержать. Эта вот граммов на шестьсот, а то и больше. Она беззвучно открывает толстогубый рот и ворочает золотым с краснинкой глазом.
Восток наливается мягким светом. Река замерла. Алый краешек солнца несмело выглянул из-за тальника, высветил верхушку сосны, отчего она сразу стала цветной и теплой. В кустах ударил, защелкал соловей, и, словно по его команде, грянул птичий хор. Туман побледнел и растаял в утренней дымке.
Клев продолжался, но у Володи, как он ни старался, шла теперь сорожка не крупнее двухсот граммов. Он и в разные места снасти перезабрасывал, и крючки поближе к моим подсовывал, но результат был тот же. А у меня среди череды ровной сорожки нет-нет, да и возьмет рыбина за полкило. Наконец, Володя не выдержал.
— Шаманишь, что ли?
— Да, вот мухомор бы только найти для экстаза… Может, отошла она от берега, а у тебя «телескопы» короче метра на полтора. Подумай…
Володя хлопает себя по лбу и минут пять сидит молча, что-то соображая. Потом уходит в лесок. Слышны удары топора. Смотрю, волочит за собой два еловых хлыста. А-а, понятно, «надставыши» готовит походные.
Обстругал товарищ жердины, отвинтил в комлях заглушки и вставил туда еловые палки. Получилось. Теперь его удилища ничуть не короче моих.
Пошла и у Володи рыбалка. Полутора метров хватило ему, чтобы нащупать, наконец, тропу крупной сороги. И хорошо! Не будет зависти, неизбежной в подобных случаях. Теперь то он, то я время от времени выводим по крупной рыбине.
Обратно мы шли через день, сгибаясь под тяжестью сырых рюкзаков. Зато под ногами было сухо. Мне ни разу не пришлось надевать свой Л-1, а Володе поднимать болотники. Очевидно, за эти дни вода резко упала и именно на этом спаде был ход рыбы. Она уже поднялась выше по течению, и кого бы мы ни встречали на обратном пути, все отвечали одинаково уныло:
— Ни поклевки за утро не видели.
Автор: А.Токарев
Фото автора
Этот рассказ был опубликован в «Рыболовном журнале» номер 2 за 2008 год. Воспроизводится по материалам редакционного архива.