Озеро Шлино находится на границе Новгородской и Калининской областей к северо-западу от Москвы. Это большой водоем, который принимает в себя многие лесные ручьи и речки и отдает свои воды реке Шлина. На самом озере возвышаются несколько лесистых островов. Места девственные, малонаселенные: по многокилометровым берегам озера расположились всего несколько небольших деревень.
В не первой свежести «Москвиче» нас было трое: мой друг Валентин Федорович, сидевший за рулем; его сослуживец Борис Петрович, крупный молчаливый мужчина и, как показала последующая рыбалка, первоклассный рыболов; и ваш покорный слуга. Долго, в течение нескольких лет, вынашивался план совместной поездки на озеро Шлино — и именно по последнему льду.
Валентин Федорович неоднократно бывал на этом озере и не уставал рассказывать о красотах тех мест и о завидных уловах. Меня особенно заинтересовало то, что в озере Шлино было много налима.
Итак, наконец-то свершилось. Начало второй декады апреля, и впереди у нас целая неделя. Мы отправились в неблизкий путь в начале ночи. Первая часть маршрута пролегала по Ленинградскому шоссе. Уже к утру мы сделали поворот налево в районе Валдая, проехали какое-то расстояние по местному шоссе, а затем снова свернули налево на проселок, ведущий к конечному пункту нашего пути — деревне Красилово.
Были определенные опасения, преодолеем ли мы эту «финишную прямую», поскольку уже вовсю текли весенние потоки, которые в некоторых местах пересекали проселок прямо поверху. Но форсирование прошло благополучно, и вот мы уже на месте, во дворе военно-охотничьей базы.
Появился директор базы и разместил нас. Кроме нас, на базе никого не было. По словам директора, в зимнее время она часто пустует, но летом пользуется популярностью не только у рыболовов, но и у любителей сбора лесных даров — ягод и грибов.
Бессонная ночь в пути потребовала отдыха, и только к вечеру мы провели небольшую прогулку-рекогносцировку. Когда мы вышли на берег, меня поразили размеры озера. Противоположного берега не было видно! Слева от Красилова, метрах в восьмистах от берега, ощетинился своими елями большой остров. Снег по берегам уже настолько подтаял, что местами обнажился прибрежный песок. Кое-где лед потерял смычку с сушей, и виднелись закраины с открытой водой. Промоины были и у камышей.
На следующее утро мы приступили к делу. На лед перебрались по длинным деревянным мосткам, выступавшим метров на тридцать. Устроились недалеко от берега, напротив небольших сосенок, росших на пригорке. Это место я так потом и назвал «У сосенок».
По берегу были разбросаны большие гранитные валуны. Можно было предположить, что такие же камни украшают и дно озера. Как всегда в незнакомом месте, прежде всего было необходимо «почувствовать» дно. Я просверлил несколько лунок с интервалом метров пять от берега к центру озера. Лед оказался почти метровым, но влажноватым, так что моя шведская «ложка» без труда с ним справлялась. Контрольный промер показал, что дно понижается постепенно, без резких перепадов…
Мы с Борисом Петровичем стали ловить на мормышку, а Валентин Федорович, по своему обыкновению, — на блесну. Уже через пару часов выяснилось, что рыба стоит на 2,5–3 метрах. Как в более мелких, так и в более глубоких местах поклевки были значительно реже.
Ассортимент насадок состоял из «репейника», мотыля и окуневого глаза (разумеется, от уснувшего окуня). «Репейник» в озерной воде негласное соревнование между насадками явно проиграл. Брало в основном на мотыля. При подсадке окуневого глаза поклевки были реже, но окунь попадался покрупнее. Когда клев оживлялся, я переходил на голую мормышку.
Хороший эффект давала проводка мормышки сверху вниз, особенно в новых лунках. Опуская мормышку медленно, с покачиваниями, можно сразу определить тот уровень, на котором стоит рыба. Поклевки четко обозначаются остановкой или подъемом кивка. Я пришел к выводу, что по последнему льду рыба чаще всего берет на некотором расстоянии от дна, а иногда и вполводы.
Когда уже прошла разведка боем, я стал пробовать мормышки, разные по форме и цвету. И еще раз убедился в том, что при активном клеве практически не имеют значения цвет и форма мормышки — важна ее игра. А всяческие изыски в этом плане нужны лишь в глухозимье, которое, к сожалению, составляет большую часть русской зимы.
Так кто же прельщался нашими мормышками? Это был окунь, по размерам не превышавший обычной нормы. Иногда попадались экземпляры темнее или светлее по общему окрасу. Видимо, к берегу подходила рыба из глубины. На головах некоторых окуней висели пиявки: рыба только недавно стронулась с мест своих зимних стоянок.
Хорошая плотва ловилась вперемежку с окунем из одних и тех же лунок, и это тоже примета весенней ловли со льда.
Когда в какой-либо лунке подряд попадалось несколько ершей, приходилось ее оставлять, тем более, что ерши были незавидной величины. Изредка брали небольшие подъязки. Порадовал меня подъязок граммов на четыреста, взявший вполводы.
Нет-нет да и случались обрывы. Поскольку лед был толстый, а лунка неширокая, то хорошая рыба, войдя в лунку, как поршень выталкивала из нее воду, а уж потом показывалась сама. Как-то, когда клев несколько затих, Борис Петрович пошел к берегу, на мель. Через некоторое время он молча показал мне окуня граммов на шестьсот. Как ему удалось на леске 0,10 с метровой глубины поднять такого окуня — загадка.
Валентин Федорович со своей блесенкой уступал нам по количеству и разнообразию улова, но принципиально не хотел переходить на ловлю на мормышку. Время от времени и мне хотелось почувствовать стук окуня по блесне с отдачей в руку. Я убирал мормышечную снасть и доставал удильник с блесной. Попадался окунь покрупнее, чем на мормышку, но не настолько, чтобы предпочесть его мормышечному разнообразию.
В один из дней я пошел искать рыбацкое счастье к острову. Глубины там оказались примерно такие же, что и «У сосенок», да и рыба по размеру та же. Так что тратить время на лишние переходы не имело смысла.
Через пару дней возникла проблема сохранения улова, поскольку среднесуточная температура была уже выше нуля. У меня был мешок из клеенки, куда я ежедневно помещал улов, зарывая затем этот мешок в сугроб рыхлого снега возле здания базы. К счастью, никакие ночные зверушки не успели пронюхать про дармовое угощение.
Я не забыл о своем интересе к налиму, и уже на вторую ночь в тех же местах, где мы ловили днем, были настроены 10 поставушек. На одной половине поставушек были насажены на крючок живые ерши и окуньки, а на другой — слегка раздавленные ерши, как рекомендовалось в одном рыболовном издании.
Такая ловля в течение нескольких ночей дала вполне приемлемые результаты. За ночь бывало по 3–4 поклевки, и, соответственно, 3–4 налима извивались на льду после утренней проверки поставушек. Налим ловился как по линейке отмеренный, или, как говорится, «из одного санатория»: по 500–600 граммов.
Большинство поклевок было на живого ерша, на окунька же был пойман только один налим.
Дня через четыре ловли на одном месте мы решили сменить дислокацию и пошли искать каменистую луду, которая предположительно находилась в километре от берега вправо от деревни Красилово. Не знаю точно, нашли ли мы именно эту луду, но глубина в том месте была 2–3 метра. Особого успеха мы там не добились: изредка ловилась хорошая плотва, и только. Наметился резкий перелом погоды, и к вечеру того же дня температура упала до минус пятнадцати, налетел снежный шквал. Здесь подтвердилась еще одна закономерность рыбной ловли: активность рыбы зависит не от одного какого-то фактора, а от целой суммы факторов различного рода. В данном случае ловля на отличном месте при несомненном наличии рыбы не дала результата, поскольку резко изменилась погода.
День, проведенный на луде, запомнился одной неожиданной встречей. Где-то в середине дня вдалеке показалась черная точка: кто-то шел к нам. Это оказался мальчишка лет двенадцати. Подойдя к нашей компании, он как-то особенно вежливо и уважительно, но без всякого подобострастия поздоровался, поинтересовался уловом. Потом, смущаясь и краснея, что уже было удивительно для современного мальчишки, попросил у нас щепотку мотыля.
Оказалось, что он пришел к нам не столько ловить рыбу, сколько пообщаться с новыми людьми. Жил он в маленькой деревушке, в которой осталось всего несколько обитаемых домов. Зимой снега и метели самым настоящим образом отрезали эту деревушку от внешнего мира. В красиловской школе он получал задания и учился, по сути дела, самостоятельно. Нас удивили необычно грамотная и лексически богатая речь этого мальчика, его поведение и какая-то природная ясность и чистота всего его облика.
Когда прощались, мы снабдили его мормышкой и леской. С того дня прошло уже достаточно лет. Что сталось с этим мальчиком и кем он стал, сохранил ли он те качества, которыми его наградила природа?
То резкое похолодание, которое существенно подпортило нам два последних дня ловли, подсушило проселок, умерило прыткость весенних ручьев, и обратный путь до основной трассы мы проделали без приключений.
Если сравнивать число моих зимних визитов на реки, водохранилища и водоемы озерного типа, то на озерах я бывал значительно реже. Но все-таки определенные закономерности зимней рыбалки на озерах можно сформулировать. Это, прежде всего, кратковременность активного клева: самый первый лед и период настоящего последнего льда, когда он уже отрывается от берега, но еще достаточно прочный. Все же остальное зимнее время — это глухая пора, когда некоторого успеха на озерах можно добиться только в известных точках стоянок рыбы, в частности в устьях ручьев и речек.
Автор: А.Барышников
Эта статья Андрея Федоровича Барышникова была опубликована в номере 2/1999 «Российского рыболовного журнала». Воспроизводится по материалам редакционного архива.