Шел 1966 год. Закончив двухгодичную высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве, я вернулся домой в Казачинск, на север Иркутской области, где протекает Киренга.
Киренга — горная река, берущая начало в горах Прибайкалья и всегда изобиловавшая тайменем, ленком, сигом, хариусом. Поймать их удочкой не составляло труда. Щука, сорога, елец, налим, окунь считались сорной рыбой.
После школы мне дали месячный отпуск. Я немного приболел — видимо, сказывалась перемена климата — и сидел дома.
Приходит к нам как-то дядя Иван, материн брат, и зовет на рыбалку. Грех, мол, в такое время болеть, на рыбалке вылечишься.
Уговорил он меня. Поехали втроем, захватив зятя Олега. В «Казанку» с подвесным мотором погрузили все необходимое: продукты, снасти, бензин.
Вниз по Киренге
Места по Киренге были очень живописны. Тихие плесы сменялись перекатами. То с того, то с другого берега к воде подходили крутые обрывы, нередко с разноцветными скалами.
Километров через 25–30 мы начали пробовать рыбачить.
Стояла жара, дождей не было уже недели две, и вода заметно убывала. Нигде ни всплеска, ни круга. Напрасно забрасывал я мушку — казалось, все живое вымерло.
На Мине
Так добрались мы до впадения в Киренгу речки с названием Миня. Дядя Иван говорит: «Заедем в Миню, там-то уж наверняка поймаем». Возражать мы не стали.
Идем вверх по Мине. Четко работает мотор, вода бурлит под лодкой. Вода тут еще светлее, чем в Киренге, хорошо видно дно.
Вдруг замечаем двух красавцев-тайменей, килограммов по 10–15, спокойно отплывающих от нашей лодки.
Пристали к берегу. Взял снасть, стал бросать вращающуюся блесну типа «Байкал». Блесна проходит прямо над тайменями, а они как стояли, так и стоят себе. Опять забрасываю, веду ниже. Никакой реакции. Наконец, тайменям надоела наша суета, и они начали спускаться в яму, где мы потеряли их из виду.
На глубоком плесе под названием Обедное мы решили задержаться подольше. Несколько раз сплавившись по нему на лодке, поймали спиннингом одного-единственного леночка граммов на пятьсот.
На берегу стояло зимовье. Решили заночевать в нем; заготовили сушняка, перенесли пожитки, сварили суп из тушенки. Ночью пробовали ловить на «мыша», но все напрасно. Только раз был небольшой толчок.
Разочаровавшись в Мине, вернулись на Киренгу. С северо-запада приближался циклон. Погода быстро портилась, вдалеке гремел гром. Пока поднимались вверх по течению, пошел дождь.
Уникальное место
Остановились мы ниже Домугды, правого притока Киренги. Место уникальное: вначале длинный, глубокий плес, затем перекат; река разделяется на два рукава (справа фарватер, слева протока), а посередине два островка, один побольше, другой совсем маленький. К большому островку-то мы и пристали.
Пробую на верховые мушки и начинаю одного за другим таскать хариусов. Правда, хариусы небольшие, такая уж порода в Киренге. Смотрю, дядя Иван берет мою снасть и начинает бросать блесну. Садится ленок. Но катушку дяде крутить трудно из-за полученного на войне ранения в руку, и ленок сходит. Со вторым ленком повторяется та же история.
Тогда я заступаю на его место. Только забросил, попадается ленок килограмма на полтора. Второй сходит. Тем временем замечаю сильные всплески у второго, маленького островка. Решаем перебраться туда.
Весь островок, только недавно вышедший из воды, занимал 15–20 квадратных метров. Вышли мы на еще сырой песок и стали забрасывать. И тут пошел небывалый жор. Я заброшу — тащу. Олег забросит — тащит. А дядя бегает между нами и суетится. Потом я заставил его пороть пойманную рыбу.
Через какое-то время у моего бамбукового удилища сломалось верхнее колено. Но я послал дядю в лодку за инструментом, примотал изолентой кольцо к месту поломки и продолжал ловить таким укороченным удилищем.
Катастрофа
Вдруг вижу: нашу лодку уносит, она уже метрах в пяти от берега. Наверное, это дядя сдвинул ее с места. Бегу к лодке, сбрасывая одежду, но тут вспоминаю, что у меня простуда. Кричу: «Олег, плыви!»
А дядя говорит: «Не плыви».
Олег не плывет.
Пока мы препирались, лодка со всеми пожитками оказалась уже далеко, и остались мы на островке, как робинзоны. Деревня была километрах в четырех, и сколько ни кричали, никто не услышал. Лодки тогда тоже ходили редко.
Дождь почти перестал, стемнело. Мы сели на мой дождевик спинами друг к другу и попытались задремать. Но вскоре безделье наскучило, и мы решили половить на «мыша».
У меня была «мышка» из банной губки, и на нее Олег стал таскать ленков, причем более крупных, чем днем на блесну.
«Спасение»
Уже на рассвете услышали мотор. Замахали руками. Оказалось — Геннадий Наумов из нашего дома. Подъехал он и смотрит не на нас, а на кучу рыбы. С ним был представитель из Иркутска; мы его высадили, а рыбу погрузили в лодку и с дядей поехали в деревню. Потом Геннадий вернулся на островок, дядя пошел за бочкой, а я занялся уловом.
Через полчаса гляжу — едет наш Олег, на нашей лодке. Погрузили мы в нее бочку ленка и поехали домой в Казачинск. В райцентре сдали рыбу по закупочным ценам в торговую сеть, и назавтра во всех магазинах был свежий ленок.
Вот такая была рыбалка.
Автор: А.Антипин
Этот рассказ А.Антипина был опубликован в номере 5/2000 «Российского рыболовного журнала». Воспроизводится по материалам редакционного архива.