Вой и свист ветра стих. Низкие серые облака, набитые колючим льдистым снегом, унесло на восток в бескрайние просторы болот. Стало непривычно тихо, и только костер, почти потухший, вдруг щелкнул угольком и выбросил струйку смолистого соснового дымка.
Мы сбросили засыпанные снежной крупой капюшоны курток, и огляделись, растирая исхлестанные ветром и снегом лица. Утром еще бурое пространство с зелеными плешинами обманчивых полянок, прячущих под моховиной бездонные болотные «окна», теперь было укрыто нетронутым белоснежным покрывалом. И только молодой сосняк на каменистой «гриве», под которой мы пережидали налетевшую так некстати снежную бурю, все еще зеленел непокорно, сбросив с хвои колючую крупу.
Подживив костерок, мы, протянув руки к огню, отогревали закоченевшие пальцы, с удовольствием ощущая, как тепло проникает под куртки и свитера.
— И нанесло же уразу такую! — хрипло пробурчал Володя Воробьев, хлопая себя по бокам. — Пошли осенью, а домой зимой вернемся!
Мы с Олегом промолчали. Говорить ни о чем не хотелось. В ушах все еще шумели порывы ветра, слышались завывания этой первой в нынешнем году, такой ранней и неожиданной снежной бури.
Володя попрыгал у огня, окончательно отогрелся и хотел уже вновь подвесить сброшенный ветром котелок, как вдруг глянул на низкое серое небо и посерьезнел.
— Чай отменяется, мужики. Срочно топаем к дороге. А то стемнеет — и хана. Ни затесок моих, ни вешек в темноте не найдем, а без них на болото и днем-то лучше не соваться, а уж ночью и подавно. «Окон» до хрена, и глубина в них такая, что шестом дна не достанешь. Не дай Бог влетишь в такое — запросто можешь и не выбраться… У тебя, Олег, вроде фонарик был? Это хорошо. Аккумулятор не сел? Проверь. На холоде они в момент разряжаются. Что? Сдох? Так я и думал. Давайте мужики, пока еще видно, скоренько бересты надерем для факелов. Штук десять сделать надо. Только на них и надежда!
— Ну, ты даешь, Воробей! — засмеялся Олег. — Факельное шествие по болоту, да еще с нашими полными «шарабанами»! Натуральная хохма!
— Нет, мой дорогой, — говорю, — Володя прав. Это он дело предложил. Без факелов нам, пожалуй, действительно не обойтись. Да и по шестику для каждого надо бы вырубить. И не какие-то сухие палки, а прочные березовые или сосновые шестики метра по четыре. На всякий случай.
— Еще с шестами таскаться! — запротестовал Олег. — У меня в «шарабане» окуней килограммов десять, а ты еще с шестами! На кой они нужны? Воробей и так дорогу знает. Найдет он свои зарубки да вешки, поди не один десяток раз тут ходил. Это он так, для пущей важности страху-то на нас нагоняет.
— Нет, Вадимыч, отец дельно говорит. Ночью ведь пойдем. Мало ли — споткнешься или поскользнешься впотьмах-то, шагнешь в сторону — и хана. Нет, шестики нам никак не помешают. Страховка, — согласился со мной Володя. — На здешних трясинах шутки дурные. Кое-где болото уже прочно прихватило, а местами оно всю зиму «дышит».
— Понимаю, ребята, все мы устали. И я, пожалуй, больше вашего. Но так нужно. Вспомните-ка, не я ли предлагал отложить часть улова еще на берегу озера. Было такое? Пожалели? — спрашиваю.
— Ну, так ведь и сам ты тоже пожалел! — рассмеялся Олег.
— А что я? Я — как и все. Чтобы вас не обидеть…
Мы посмеялись, накинули на плечи ремни тяжеленных «шарабанов» и медленно, гуськом зашагали туда, где за болотными километрами была Пизьмагубская дорога, на которой нас до одиннадцати часов обещал дожидаться лесхозовский шофер Леха, приезжавший в пустой поселок Пизьмагуба, где у него был старый, еще дедовский, домик. Леха ездил узнать, не пошел ли на Нюк-озере сиг-лудога.
Вскоре сумерки сгустились так, что разглядеть заметенную шалым снегом буранного «заряда» тропку стало невозможно, и мы зажгли припасенные факелы. Вначале береста на них никак не хотела разгораться, но потом просохла и загорелась довольно ярким, хотя и очень коптящим пламенем.
— Ну вот, теперь хоть что-то видно, — удовлетворенно проговорил Володя и едва не упал, опершись на шест, который без всякого сопротивления весь ушел в спрятавшееся под слоем мха бездонное «окно».
— Эх, мать честная! Огонь-то обманул. Я думал, что там багульниковая кочка, а это тень от нее… Нет, братцы, тут торопиться нельзя. Только шаг в шаг за мной. Я-то пока по тропе иду.
Так и шли. То медленно, то чуть быстрее, увереннее. Тыкали шестиками в подозрительные места перед собой, покряхтывали от тяжести набитых рыбой «шарабанов». Первые морозы еще слабо сковали болото, хотя на ламбах и небольших озерках уже стоял вполне надежный лед. Но здесь сырая моховина с каждым шагом буквально дышала, зыбилась под сапогами.
Это было очень неприятно, и мы невольно старались ускорить шаг, глядя, как «кивают» нам заснеженные шапки багульника на кочках, как, раскачиваясь в такт нашим шагам, протягивают к нам корявые, изогнутые ветви-руки сухие мертвые сосенки…
Володя остановился, сбросил ремень «шарабана» и сел на него, переводя дыхание и вытирая вздрагивающей рукой пот с лица.
— Перекур, мужики. Задохся. Силенок еще маловато. Но ничего! Я еще ко всем своим озерам тропки проложу!
Мы с Олегом смотрели на него с уважением. Ведь этот совсем еще молодой человек в прошлом году совершил невозможное — победил свою смерть. Точнее, не саму смерть, а страшную болезнь, диагноз которой звучит, как приговор. В республиканской больнице врачи предложили ему операцию, но он наотрез отказался. Заявил, что лучше подохнет в тайге, чем на больничной койке. Лечился Володя сам, Бог знает от кого узнанными средствами — пил крепкий отвар багульника и «оленьего мха». Давил сок из морошки и клюквы, заваривал сосновым «лубом». И ходил, ходил, не поддаваясь слабости, буквально через силу заставляя себя двигаться.
Он неделями пропадал в тайге, избегая встреч со всеми, даже с женой и дочерью. Похудел, почернел, но на предложение директора дать ему отпуск ответил резким отказом.
— Я хожу, работу свою делаю. Что еще от меня нужно?
Питался в ту пору Володя только тем, что может дать тайга, что смог добыть. И только молоко да сухари брал, изредка появляясь в поселке. Сколько раз вслед ему говорили: помирать, мол, пошел. А он вновь приходил. Соседки вздыхали меж собой — не жилец! А он выжил, победил болезнь. Как?
— А назло тем, кто меня похоронил! — усмехался он.
Теперь, спустя год, только слабость порой напоминала о том страшном диагнозе.
— Врач из республиканской больницы, когда меня увидел, аж в лице переменился, — вспоминал Володя. — Шарахнулся от меня, как от привидения. Даже пощупал, все поверить не мог, что я живой к нему приехал…
— Вы, мужики, пока я отдышусь, гляньте вперед. Тут шагов через двадцать, если мы не сбились с тропки, сухая сосна должна стоять. Интересная такая сосна — словно старушка стоит, ветви в багульник опустила, точно на палку оперлась. Возле нее вешка должна стоять. Я ею тропу обозначил.
Олег опустился на корточки рядом с Володей, а я, сбросив свой «шарабан», прошел вперед, тыкая перед собой шестиком. Володя не ошибся. Действительно, шагов через двадцать или чуть больше я вышел к сосенке-старушке, словно бы ищущей что-то среди бурых шапок багульника. И Володина вешка на месте торчала. Я вернулся и молча кивнул.
— Ну вот, половину пути одолели. Впереди малость полегче будет, — устало улыбнулся Володя. — Самые худые места, считай, прошли. Посидим чуток, отдохнем, да и дальше потопаем. Время у нас еще есть. Да если даже и припозднимся маленько — Леха все равно дождется. Он мужик свойский.
Присел и я рядышком с ними, и с главным вопросом, что так и вертелся на языке, к Володе обратился.
— Скажи-ка, — говорю, — что за секрет? Кругом болота страшенные, торфяники. Ручьишки, озеринки, ламбушки — все сплошь темноводные. В таких и рыбу-то ловить не будешь, торфом так провоняла, что ни в уху, ни на жарку не годится. А ты умудряешься тут находить озерца с чистейшей родниковой водицей. В ней не то что окуней, а, пожалуй, и форельку ловить можно! Что за тайны такие?
— Да никакого секрета нет! — устало улыбнулся Володя. — Я случайно на эти озерки наткнулся. Знаешь ведь, какая у меня беда была? Ну вот, чтобы хоть чем-то себя занять, чтобы о смерти не думать, я и бродил, пока ноги носили, куда глаза глядят. Забрел как-то на гряду песчаную, мы у нее рыбачили сегодня, присел отдохнуть, и слышу вдруг голосок живой водички. Родничок, вроде, звенит где-то. Ну, интересно стало. Начал искать — и нашел у подножья песчано-галечной гряды штук пять родничков. Выбиваются они между камней, бегут в низину и сливаются в небольшое чистое озерцо. А из него уже порядочный ручеек себе дорогу прорыл, и озерцо побольше да поглубже образовал. А на третьем таком родниковом озерке мы рыбачили. Дно-то у всех песчано-галечное, светлое, вот и окуни такие золотисто-зеленые. И даже насчет форельки ты, Вадим Василич, прав. Есть тут и форелька. Во втором и первом озерках. Маленькая, правда, по пальцу всего-то, но настоящая. Поймаешь такую, поглядишь на нее и назад отпустишь. Я озеринки эти только Олегу да тебе показал. Знаю, что вы не хапуги, так и то сегодня вы оба пожадничали, да и я тоже, на вас глядя. Ну, куда по столько окуней натаскали? Что с ними делать-то? Дома и то не обрадуются. Вкусен окушок, да чистить-то его каково? Проклянут нас всех жены и заставят самих улов чистить. Ну, разве не прав я? — усмехнулся Володя в заключение своего рассказа. — Ладно. Пора и подниматься. Впереди еще дорожка длинная…
Если бы кто-то в эту ночь увидел нас — цепочку медленно движущихся огней среди бескрайнего заснеженного болота, — он, пожалуй, испугался бы. Что, мол, за нечистая сила среди трясин с огнями бродит? Но Леха заметил нас издалека и тоже разложил небольшой костерок на обочине дороги, чтобы мы правильно курс держали.
— Как дошли, мужики? — зычно окликнул он, когда мы выбирались из придорожного кустарника. — Напарились, поди? Много хапнули?
— Нет, Леша, — говорим, — не хапали. Но надергали лишочку, еле дотащили. Давай-ка, и тебе окуней наложим. Отличные окуни.
— Не, мужики, не надо! Меня баба вместе с окунями кочергой погонит. Я ей пяток сижков везу — это рыба! А окуней она страсть как чистить не любит. Пошел сижок-то на Нюке. Завтра-послезавтра и я поеду сетюшки ставить. Однако садитесь, да поехали. И так заполночь в Боровой-то доскребемся…
Так закончилась наша необычная рыбалка на маленьких светлых озерцах среди бескрайних торфяных болот. Признаюсь, мы с Олегом больше не выбирались туда. Далеко, да и некогда. А вокруг Борового и так ламб да озер множество. Рыбалка на них, конечно, хуже, и сравнивать не приходится, зато подходы к ним безопаснее, да и ближе они — за полчаса от дома неспешным шагом дойдешь.
Автор: Вадим Назаров
Фото П.Скуратова
Этот рассказ был опубликован в «Рыболовном журнале» №6/2007 и воспроизводится здесь с согласия автора, Вадима Васильевича Назарова из Ивановской области. Ветеран отечественной рыболовной (и не только!) журналистики, писатель, большой души человек, Вадим Васильевич до сих пор, несмотря на свои 87 лет, выбирается на рыбалку. Еще раз выражая Вадиму Васильевичу глубокую благодарность за многолетнее тесное сотрудничество с РЖ и постоянную поддержку, пожелаю ему и его близким всего самого-самого хорошего!
Д.Баличев